Родился в селе Старое Хотмирово Рогнединского района Брянской области. Тяготы войны 13-летний мальчишка принимал наравне со взрослыми. В 1941 году укреплял линию фронта, строил оборонительные сооружения. Затем присоединился к партизанам – стал юным участником партизанского движения.
Имя Александра Соломникова занесено в Книгу почета Вооруженных сил.
Детство и мама
Нас у мамы было двое ребятишек: я и старший брат (разница в два года). Отца звали Петром Трофимовичем, но с нами он не жил, маму – Анной Андреевной. Мама работала в колхозе, трудно ей приходилось. Однажды на заготовке сена она сломала ребро. Четыре месяца мучилась от боли, потом ей помог какой-то знахарь. После этого работала кладовщицей. О маме у меня сохранились самые хорошие воспоминания: отношения у нас были теплые. Помню, как она плакала, когда меня забирали в армию. Мы с братом слушались ее беспрекословно, все поручения выполняли. Конечно, в воспитании мама проявляла строгость: держала нас в руках. В нашем селе не было электричества, все мое детство прошло при лучине, которая очень коптила. Тяжело жили. Позже, когда пришли немцы, они говорили: «У нас лошади лучше живут, чем вы». И они были правы. В 1941 году я учился в школе, окончил 5-й класс. Хорошо учился, все схватывал, изучал немецкий язык. Предчувствовали, значит. Я, когда с немцами встречался, что-то понимал. Даже стихотворения знал по-немецки.
Начало войны
Когда началась война, точно помню, что в деревне стояла пасмурная погода. В самом центре села стоял единственный репродуктор. Рядом было кладбище, а неподалеку – клуб. Когда объявили, все были в слезах, плакали, было страшно. На второй или третий день после объявления войны из райкома приехал товарищ, провел со всеми инструктаж. Рассказал о возможных случаях шпионажа, предупредил, чтобы дети и взрослые проявляли бдительность. Потом нам рассказали о партизанском движении. Дней через пять из Москвы и Ленинграда приехали рабочие и студенты: копали траншеи. У нас песчаный грунт, копали ямы глубиной и шириной 6 метров. А солдаты приехали – стали специальные дзоты строить. Потом нагрянули немцы: подошли вплотную и прорвались на нашу территорию, бросив плавучий мост через реку, по нему прошли вражеские машины. Был шквал снарядов, наших много полегло. Погибшие так и остались лежать на поле боя. После этого председатель колхоза собрал подростков и попросил зачистить территорию от убитых солдат. Стояли теплые сентябрьские дни, чтобы избежать эпидемии, мертвых надо было закопать. Мы закапывали их в этих же траншеях.
Немецкий самолет
В ноябре 1941 года – только лег первый снежок – недалеко от деревни приземлился большой немецкий транспортный самолет. Посадка была вынужденная: видимо, требовался ремонт. Сперва немцы его охраняли, а потом охрана уехала, и мы, деревенские любопытные ребята, пошли выяснять, что же это за самолет? Детвора шайкой собралась и туда залезла. Вошли, все в полной исправности. Это был транспортный немецкий самолет, который использовался для дозаправки техники прямо в воздухе. Мы его раскурочили полностью! В первую очередь слили бензин, потому что в деревнях у нас жили без света. Керосину к тому времени тоже было не добыть. Вот такая история. Ничего нам потом за это не было, никто нас не искал.
Юный партизан Брянщины
Вместе с другими ребятами я начал помогать партизанам, приносил продукты, а затем и остался с ними. Ходил на задания по поручению председателя колхоза – прятал оружие, которое осталось от наших, присыпал его землей, а ночью увозил партизанам в лес. Председатель мне так и говорил: «Саня, ты лошадь запрягай и в лес все увози». Так я примкнул к партизанам. Автоматы, патроны постепенно вывозил в лес. Потом они меня зачислили как будто бы связным. Так меня и звали: «связной». Давали разные задания, например, уточнить у председателя сведения о немцах, когда они должны были прийти в село забрать коров. В этот день партизаны планировали нападение и обстрел. Позже немцы боялись попадать под партизанские обстрелы. Помню, что я закладывал мины на железной дороге. Самая близкая была в 12 километров от нашей деревни. Мы подкладывали мины под рельсы. Немецкая мина весила много, складывали все в мешок. Вместо лямок были пеньковые веревки. Отдельно заряды были. Подкладывали под рельсы – взрывали вагоны с оружием, которые двигались на запад, на фронт. Были случаи убийства наших партизан. Убьют нашего – мы его прикопаем и уходим, а через несколько дней возвращаемся, чтобы перезахоронить. С нашей стороны прилетали маленькие самолеты Ан. Всегда ночью, в полной темноте. В качестве ориентира партизаны зажигали ракетницу. Так нам доставляли махорку, сахарок, листовки. Мы ходили по деревням и раскидывали листовки с лозунгами: «Мы победим, победа за нами!»
На волоске от смерти
Случай был в 1942 году. Меня поймали немцы и отправили в комендатуру. Но обо всем по порядку. Я с товарищем Витей шел по посевам, изредка мы выходили на дорогу. И вдруг по нам стали стрелять. Обоз шел в сторону массива. Нас заметили, начался обстрел. Я говорю: «Витя, мы пропали!» Он отвечает: «Саня, нам хана». В итоге нас забирают в этот обоз. Привезли и сдали в комендатуру. Мать пришла туда же. Другие люди подтянулись. До сих пор помню, как мать плакала и умоляла: «Не бейте, не отбирайте у меня сына»! Старшего брата моего немцы забрали. Нас избили, поколотили по бокам сильно и отпустили. А были это не немцы, а финны, поляки, венгры и чехи, которые работали на фашистов. Гады. Служили им, в немецкую форму одетые. Поляк меня отхлестал березовой палкой по спине. Мать вместе с еще одной женщиной дотащили меня домой. Ночь переночевал, а утром собирают всю деревню на собрание. Оказывается старосту нашего, Митьку, забрали. Он несколько дней прятался, ушел к Десне, отсиживался в скирдах вместе с другим парнем – председателем из соседней деревни. Их выловили и привели. Расстреляли на глазах у всей деревни. У меня долго слезы в глазах стояли от этой картины. Хорошо помню, как, сам избитый, еле на ногах стоял и как тяжело переживал смерть неповинных людей. До сих пор все это в моей памяти. Будто вчера было.
Не до наград было
У меня часто спрашивают: «А где ваши награды?» Когда я был партизаном, я же был несовершеннолетним, тогда даже паспортов не было. А без документов нет и наград. Конечно, формировались списки, сейчас уже можно сделать запросы в архивы. Но тогда нам было не до этого. Оружия повидать и освоить довелось всякого: от автоматов с пулеметами до гранат и мин. Зато дефицит был на соль и сахар. Два года не ели соли. И получили только в 1943 году. Помню, как суп заправляли куском от деревянной бочки, в которой до войны хранилась соль. И не до сладостей было. Однажды привезли таблеточки сахарина: он сладкий-пресладкий! Но в больших количествах, как говорили, плохо действовал на зрение. В сентябре 1943 года в ходе Брянской операции захваченная немцами территория была освобождена. После освобождения нашей земли я вместе с другими партизанами занимался разминированием полей и лугов.
Войне конец
9 мая 1945 года я работал на минном поле, занимался разминированием. Вдруг прибегают две девочки (их послал председатель колхоза) и говорят: «Михаил Иванович просил передать, что война закончилась! И чтобы ты приходил на собрание!» Всю деревню собрали и объявили эту радостную весть. Конечно, меня, как и всех, переполняло счастье. Все и радовались, и плакали. Многие ведь погибли, мужиков перебили. В деревне остались одни женщины да дети. Призвали в армию меня уже после войны – в 1948 году. Вся деревня была сожжена. Восстанавливали ее из руин. Я занимался разминированием и строил потихоньку хатку. Призвали меня в танковые войска, пришлось маму одну оставить. Очень горько расставались, отпускать не хотела. Служил я в общей сложности четыре года – в Минске на ремонтной базе. Затем в городке рядом с польской границей. Там мы жили в огромном общежитии. В 1950 году мама умерла. Это стало для меня горькой потерей самого близкого на тот момент человека. От тяжелых переживаний помогла отвлечься служба. Демобилизовался я в 1952 году. Сразу после армии пошел учиться на Брянский машиностроительный завод. Устроился учеником токаря, через три месяца получил 3-й разряд, еще через месяц стал токарем 5-го разряда. 
Получал неплохие деньги. На Сахалин я попал по вербовке в 1953 году. Как тогда говорили, приехал восстанавливать народное хозяйство. Попасть на остров было не так просто, брали только семейных, и мой друг записал меня, как семейного. За день перед планируемым отъездом я поехал в деревню, чтобы посоветоваться с дядями. Они накинулись на меня, говорят: зачем тебе ехать в такую даль? Не хотели отпускать. Но я уехал. Путь был неблизкий: целый месяц тряслись на товарном поезде из Брянской области в Находку. Остановились в Находке. Незадолго до этого была всеобщая амнистия, и бывшие заключенные как раз там собрались. Помню, случилась стычка: зэки нападали друг на друга, бросали топоры. К счастью, все обошлось. Затем на пароме мы прибыли в Корсаков, а оттуда в Южно-Сахалинск. С устройством на работу была неразбериха. Сначала поехал на танковый завод в Долинск, меня вроде все готовы были взять, но что-то не сложилось. В итоге устроился слесарем на шлакоблочный завод в Южно-Сахалинске. С жильем тоже первое время было не все гладко, неустроенность, задерживали оплату. Однажды даже нас с беременной женой выселяли из комнаты. Помню, сожаления тогда появились о переезде на Сахалин, ведь в Брянске меня на заводе уважали и зарплата была достойная. А вот остров принял не сразу. Но потом жизнь начала налаживаться: работал в строительном тресте, в мехколонне. Прижился я в Южно-Сахалинске и ни о чем не жалею.