Родилась 2 мая 1932 года в деревне Чикишане Оричевского района Кировской области. Во время войны работала в колхозе, участница трудового фронта. В 1947 году семья переехала на Сахалин, войдя в число первопоселенцев села Троицкого, где сменили японских жителей. Два года отработав в колхозе им. Кирова, поступила в Южно-Сахалинское педагогическое училище. Окончив его в 1953 году, начала преподавать в начальных классах Троицкой школы, отработав там в общей сложности 44 года. Автор двух книг о переселенцах села Троицкого: «На край земли с мечтами» и «Они были первыми».
Чикишане
Находилась наша деревня в 12 километрах от райцентра Оричи. Одна улица, три десятка рубленых домиков, ни света, ни радио. Родители мои – крестьяне, в семье было пятеро детей. Детство у нас было счастливое. Мы любимые, с любящими родителями. В начале 30-х в нашем районе прошла коллективизация, как везде, были перегибы, колебания в сознании людей. Но к 40-му году колхозы окрепли, и люди поверили, увидели преимущества коллективного труда перед единоличным. Если бы не война…
Война
Мы не слышали объявления о войне, но видели, как встревожены взрослые, тайком от нас шепчутся. Наконец, под вечер проскакал по улице нарочный, все побежали к колхозной конторе. Была зачитана телефонограмма о начале войны. Все плакали. Взрослые говорили, что мы должны работать еще лучше, помогая Красной армии победить врага. Только вот мы, ребенки, как у нас говорили, не чувствовали серьезности положения, горланили «всколыхнется страна, велика, сильна, и врага разобьем мы жестоко». Мы верили, что так и будет.
Другая жизнь
Началась другая жизнь. Проводили на фронт первых мобилизованных торжественно, с гармошкой. Потом это происходило обыденно. Призвали и нашего отца, отправили на Дальний Восток. Он участвовал в боевых действиях против Японии в августе-сентябре 1945 года. Потом призвали в трудармию мужчин непризывного возраста. Забрали сильных молодых лошадей. Мы, те, кто остались – женщины, дети, работали в колхозе. Я на тот момент окончила 4 класса и пошла работать на молотилку, потому что рабочих не хватало. Девушек агитировали ухаживать за ранеными в госпитале, который разместился в школе в райцентре. Изнуренные тяжелой работой на колхозных полях, некоторые соглашались, но там их поджидала другая беда. Они молодые, и солдатики раненые молодые. Первая любовь. Он уходит на фронт, погибает, девушка возвращается домой беременная. А в деревне нравы строгие, и жизнь у девушки испорчена…
Голод
Голод мы ощутили рано. Осенью 1942 года увеличили план сдачи зерна государству. Хлеб нужен фронту, это понимали все. Помогали выжить приусадебные участки, а еще мы знали растения, которые можно было есть. Ранней весной собирали хвощ полевой, сушили его и превращали в муку. А щавель! Мы несли его домой сумками, тушили на большой сковороде с диким луком, мама эту зелень посыпала сверху горстью муки. Таким же образом готовили и крапиву, ели малиновые еловые цветы, внутреннюю кору сосны и, конечно же, грибы и ягоды.
Эвакуированные
Эвакуированные – новое и трудное слово. Проще – беженцы. Работая на полях, мы увидели обозы, где на телегах сидели люди с вещами. Услышав нерусскую речь, встревожились. Оказалось, беженцы из Прибалтики. Три семьи появились и в нашей деревне. Это были эстонцы. Они хорошо говорили по-русски, сразу включились в работу. Эстонки хорошо пряли, вязали, и наши женщины многому у них научились. В 1942-м появились беженцы из Ленинграда. По их одежде было понятно, что они не знают крестьянского быта. Прожив с нами зиму, весной 1943-го они незаметно, как и появились, уехали. Очевидно, трудоустроились в другом месте.
Победа
Этого дня мы ждали и часто повторяли: «Вот кончится война…» Наконец-то дождались, но особого праздника в деревне не получилось, а была, как в песне, «радость со слезами на глазах». Слишком много горя. У одних похоронка в доме, у других – извещение «пропал без вести». Каждый про себя и вслух плакал о своем. Соседка Марийка горевала, что ее сынок Миша так и не успел поносить суконных штанов. Обычно их парню справляли, когда он взрослел, а до этого носил штаны из льняного домотканого полотна. В них Миша и ушел на фронт… Но для нашей семьи война еще не закон- чилась. Отец вернулся домой только в ноябре 1945 года.
На Сахалин!
Мы были счастливы, но только в своей семье. Изнуренные трудом, голодом, беспросветной нуждой женщины-вдовы в сердцах говорили немногим мужчинам, вернувшимся с фронта: «Наши мужья головы сложили, теперь вы работайте за них и за себя». Трудились за пределами возможного, отец голодал, начал пухнуть. В августе 1947 года встретил сослуживца, поговорили о том, что не сбылись их мечты о спокойной, сытой жизни, и тот сказал отцу о переселении в Кенигсберг. Папа пошел записываться, но оказалось, что в Кенигсберг люди уже набраны, можно
на Сахалин. И он записался.
Переселение состоялось
24 сентября мы выехали из Чикишан, а на Сахалин прибыли только 17 ноября 1947 года. Выгрузились в Корсакове. До этого десять дней плыли из Владивостока на грузовом пароходе
«Шатур Строй» в трюме. В Тойохару отправились на поезде. Он нас поразил. Это были не вагоны, а вагончики. Уселись с узлами, паровозик просвистел детским голосом, и мы поехали! Выгрузились в Намикава (так тогда называлось Троицкое), две ночи провели в спортивном зале, а потом заселились в домик, откуда выезжала японская семья. Так началась наша жизнь на Са- халине…
Послесловие
История семьи Алевтины Васильевны и жизнь переселенцев в Троицком очень подробно и интересно описаны в ее книге «На край земли с мечтами». Это удивительный документ, уникальные воспоминания о событиях того далекого времени.
Отрывки из книги Алевтины Солодовниковой
«На край земли с мечтами»
Хоть гирше, да иньше (украинская пословица)
В ноябре 1945 года наш отец вернулся с войны. Мы были счастливы, но только в семье, между собой могли выразить это чувство. У других ведь отцы погибли. В деревню еще вернулся Чикишев Иван Иванович. Это он впервые проехал на тракторе по деревенской улице, удивляя соседей. А сейчас он бравый военный с орденом Красной Звезды и боевыми медалями. Возвращаясь с войны домой, наши отцы мечтали работать так, чтобы семьи не голодали….
Дома отец рассказал о встрече, неуверенно предложил: «Может, и нам попытать счастья на стороне?». Мама возражала, но утром отец все-таки пошел в сельсовет. Вернулся и сказал, что в Кенигсберг переселенцев уже набрали и он записался на Сахалин. Все, кроме мамы, обрадовались. На стол положили учебник по географии СССР с физической картой. Вот Киров, а вот Сахалин, ого! Это железная дорога, а это океан. С тех пор мы жили мечтами, рисуя в воображении с детской фантазией картины путешествия.
Ура! Мы едем на Сахалин!
Видим, что родители не разделяют наше радостное настроение. По детской наивности мы не представляли всей серьезности решения, нас манило все новое. Узнали, что из нашей деревни едут три семьи, а в километре от нас из деревни Бахтери едут две семьи. Все мы знакомы. Продолжаем работать в колхозе, дел много. Но к отъезду готовимся, обсуждаем с переселенцами, что необходимо взять, как упаковать. Старшие в семьях получали паспорта в районном центре, ходили пешком по 12 километров. Сдали коров и получили квитанцию, по которой обещали выдать равноценную на новом месте. Всем тревожно. Наступил день отъезда, 24 сентября.
Этот День Победы порохом пропах, это радость со слезами на глазах...
Общее горе объединяет. Все готовы выслушать друг друга, как-то утешить. В душе каждый надеялся на чудо, может, это ошибка и вернется ее сыночек, ее муж. И опять повторяют: вот у Фомичей (деревня) пришла похоронка, а он вернулся раненый. Хотя слабая, но надежда. В деревне долго радоваться и горевать нельзя, ждут неотложные дела и заботы.