Родился 16 февраля 1926 года в поселке Ново-Архангельск Ичалковского района Мордовской АССР. На фронт призван Ичалковским райвоенкоматом 11 ноября 1943 года. Служил в артиллерийском полку № 1166 рядовым орудийного номера. С декабря 1944 года находился в госпитале. Демобилизован 3 апреля 1945 года по ранению. Награжден орденом Отечественной войны II степени, медалью «За отвагу», медалью Жукова. На Сахалин приехал в 1950 году.
Проживал в селе Кировском Тымовского района.
Боги войны
Я артиллерист. Бог войны, елки-палки… Зиму 1943 года учился в Кировской области в артиллерийском полку, а в июне 1944 года повезли нас на фронт. Грузили на станции Ельня, это Смоленская область. Отвезли в Прибалтику, а там пешкодралом до линии фронта. Далеко пришлось идти. Была у нас на вооружении противотанковая пушка «Прощай, Родина». Сколько пушек этих и ребят немецкие танки подавили, не пересчитать. Он, немец, здорово оборонялся. Победить-то мы его сумели, но сколько народу полегло…
Про дыру в щитке
Летом было дело-то, пошли мы в наступление. Сказано: «В 4 часа чтобы были готовы!» Пушку я выкатил свою на прямую наводку, жду, когда будет канонада. В 4 часа началось. Наши «катюши» дали, отгрохотали, ну и пошли вперед. Я хотел дальше пушку протащить, а там окраина леса, сосны высоченные, и вижу - танк немецкий, метров, наверное, 300 до него. Командир командует: «По танку огонь!» А тот как дал – и у командира нога от коленки мотается, оторвало. Я пушку дальше протащил, думаю, сейчас я его отсюда, а он, гад, заметил, и только я отошел от пушки, он как дал рядом! А на пушке автоматика, она патроны выбрасывает. Так вот ее и пробило, и в щитке вот такая дырища! Если б я не отошел, меня бы сразу прошило насквозь. Ну и что, стрелять я не могу, автоматика пробита, и побежал я к командиру батареи. Он говорит: «Тащи ее сюда, на ремонт повезешь». Дали пехотинцев, потащили.
Про сарайчик
Как-то идем с пушкой по дороге, а немец нас из пулемета как шуранет, елки-палки! Мы назад. А там низина, мы поставили пушку, видим, три танка немецких шуруют по дороге прямо к нам. Нас им не видно, они поверху идут. Мы их трогать не стали, они бы нас всех подавили в этой низине. Я щиты откинул, смотрю – один танк подбили, другой его подцепляет, чтобы утащить. Ну я на него навожу, думаю, сейчас я по нему… Трахнул, смотрю – попал я в него, но снаряд отскочил кверху, а там стоял сарайчик какой-то, и он в этот сарай как даст! Только щепки полетели!
Про яблоневый сад
Поставили мы пушки возле сгоревшего дома, в малине. И, как водится, три танка немецких идут на нас. А сад яблоневый, и они под яблони к нам. А моя пушка была в лесу, подальше. Я кричу узбеку Ташеву: «Стреляй!» А он: «Моя не хотит». Я подбегаю, давай по ним палить. Они как дали ходу, и я не попал, пушка-то не моя. Надо было сразу стрелять, когда они стояли. А вообще, я так ничего из пушки стрелял. Мотоциклиста срезал, пулеметчика, и танк подбил. Я в боковину ему трахнул, он загорелся, фрицы оттуда выскакивают, а я по ним осколочным... За кажный танк нам премия полагалась – 500 рублей.
Про пчельник
Мы стояли на реке Лиелупе, судоходная река, а немец на той стороне был. И он дал нам артподготовку с утречка пораньше. У нас трахнула мина в колесо, разбила пушку, и мы начали отступать. Ага, отступили, идем по дороге, а там стоят наши 120-миллиметровые пушки, за машины прицеплены. Тоже отступают. А куда отступать? Там на дороге уже танки немецкие отрезали нам путь. Ну что, стрелять не стали, в лес свернули, попали в болото. Была у нас рация, пришла наша разведка и вывела нас из этого болота. Другую пушку мне дали, в другое место нас перевели. А когда мы шли туда, видим, лесок, и наши три танка стоят сгоревшие. Немец их фаустпатронами пожег. Танкисты лежат, немцы их постреляли. Дальше идем – поляна. Там дом стоит. Пчельник, все, что полагается. А вперед нас по лесу пехота шла, мы за ней, кони пушку тащат. Только пехота вышла на поляну, рассыпалась, а немец как саданул из дома из пулемета, гад, коня одного - бах! Упал конь, застрелили. Пехота пошла вперед, а я пушку отцепил, развернул и давай палить по немцу. Ищу прицелом, понял, что он в пчельнике, и давай по этим ульям хреначить. Пехота залегла, отошли назад, окопались, для пушки начал копать огневую позицию. Там возле дома баня, немец один как бежал, так его там и шлепнули, через порог и лежал.
Про ранение
Через пару дней немец начал нас долбить и отрезал танками. А нас человек 100. Куда деваться? Я орудие разобрал, чтобы немцу не досталось, замок снял, закинул подальше, ударник в карман положил, так его потом с собой в госпиталь и принес, елки-палки… Начали выходить из окружения, решили разбегаться. Разбежались. Со мной трое было ребят. Кричать нельзя, вокруг темно, ночь, и немец колошматит из миномета. Мне ногу насквозь прошило, кость не задело, правда, потом в задницу попало. Ребята меня не бросили, тащили. Там подмерзла вода в окопе, когда полз, утонул в ней, мокрый весь. Но приползли к своим на передовую. Меня там перевязали. Бинта не было, рубашку порвали, и пехота говорит нам: «Давайте уматывайте отсюда, а то светает уже, не уйдете, побьют вас на хрен». Иду, кровь текет, уже полный сапог. Километра через три минометы стоят наши. Я до них дошел, говорю, так и так, я раненый, не могу идти. Меня отвели в хату, сказали, что увезут в санчасть. Зашел, лег, а дальше помню смутно, как меня повезли на телеге. Дорога булыжная, трясет… Увезли в санчасть. Оттуда в госпиталь. И скончалась для меня война. Всего месяцев семь я был на передовой.
Победа
В День Победы я был в госпитале в Кировской области, на станции Прохладная. Его мы встретили на ура! Когда по радио сообщили, все вскочили, елки-палки, на улицу выбежали! Выписали меня в июле 1945 года. Я поехал в Свердловск, назначили меня на завод работать. И началась у меня жизнь без войны.