Родился в крестьянской семье в деревне Кондратьево Санчурского района Кировской области 27 января 1918 года. В армии с октября 1939 года. Служил на Дальнем Востоке. С ноября 1944 года на фронте. Участник боев в Польше и Германии. Дважды ранен, контужен. Награжден боевыми орденами Отечественной войны I и II степени и орденом Красной Звезды, медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», медалью «За трудовую доблесть». Ветеран войны, ветеран труда, инвалид войны. С 1950 по 1953 год трудился начальником лесоучастка Танги на северном Сахалине.
Семья
В нашей семье было семеро детей: пять сестер и два брата. Я самый младший. Жили зажиточно, отец никому не давал сидеть без дела. Накопили денег, построили ветряную мельницу. В конце 20-х годов семью раскулачили, мельницу забрали. Брата Якова арестовали, но вскоре выпустили. В школу я пошёл с 9 лет. Затем учился в лесотехническом техникуме в городе Мариинский Посад в Чувашии, окончил его в 1939 году. И уже в октябре был призван в армию.
Армия и фронт
Служил на Дальнем Востоке, в поселке Новый на берегу Амура, на границе с Китаем. Был командиром орудия противотанковой батареи в стрелковой дивизии. С началом войны получил звание младшего лейтенанта и в должности командира отдельного огневого взвода учил стрелять из пушек молодых солдат, которых отправляли на Западный фронт. До 1943 года находился на Дальнем Востоке, хотя писал просьбы отправить меня на фронт. В результате был направлен в Минусинск на курсы подготовки офицеров артиллерийской службы и с марта по июль 1944 года учился на командира артиллерийского взвода. Затем был переведен в Гороховецкие военные лагеря для формирования части на фронт. Там познакомился с будущей женой Любовью, которая работала зубным врачом на Гороховецком военном полигоне. С ноября 1944 года на фронте. Воевал в Польше и Германии. Служил в 61-й армии генерала Белова, в 75-й гвардейской дивизии, в 84-м отдельном артиллерийском дивизионе. Командовал тремя 76-миллиметровыми пушками в батальоне истребителей танков. Дважды был ранен, контужен.
Неудачный день
При подходе к Одеру, в районе города Альдама, мы встретили упорное сопротивление немцев. Одно село полк не мог взять неделю. Две трети были наши, а треть немцы не отдавали. Я с орудиями находился на огородах, за домами, и ждал приказа командира батальона майора Анисимова. И вдруг во второй половине дня предо мной предстал гвардии майор Григ, заместитель командира артиллерийского дивизиона по политической части. Пьяный, с наганом в руке, матерясь, он набросился на командира орудия Козарьяна, приказывая немедленно прицепить пушку к «студебеккеру» и идти вперед, отбивать у немцев село. Скомандовал расчету: «В кузов!», сел в кабину и приказал ехать на передовую, которая начиналась через 900 метров в конце улицы.
Когда «студебеккер» разворачивался, я махнул солдатам рукой. Расчет на ходу выпрыгнул, а машина на бешеной скорости помчалась под немецкие снаряды. Я с бойцами, пригнувшись, бежал по соседней параллельной улице. Помню, первый снаряд взорвался перед «студебеккером», второй взорвался позади. Водитель резко свернул во двор, машина укрылась за домом, а пушка застряла в воротах.
Григ пытался отцепить пушку, но она не поддавалась. Мы с бойцами ее отцепили, и вдруг сильно ударило в станину пушки, а Козарьян упал на землю рядом со мной. Правая нога его была почти совсем оторвана выше колена. Я снял поясной ремень и туго перевязал ногу. Последнее, что сказал Козарьян: «Товарищ лейтенант, засеките время», и потерял сознание. Мы знали, что с таким ранением больше двух часов без медицинской помощи не прожить.
В деревне, где находился штаб дивизии, прямо во дворе немецкого дома на трех столах хирурги оперировали раненых. Недалеко от нас вела наступление танковая дивизия, и раненые поступали непрерывно, в основном это были танкисты. Но очередь до Козарьяна так и не дошла. Он умер, не приходя в сознание. Выпускник Ереванской консерватории, он часто между боями играл для нас на скрипке, которую всю войну возил с собой в вещмешке. Прошел всю войну, участник Сталинградской битвы, и за три месяца до конца так нелепо погиб. Позже я написал его сестрам в Ереван, что он пал смертью храбрых в бою. Каким горем была для них смерть любимого брата!
На машине я доехал до своей санчасти. Наш фельдшер Белаш разрезал мои сапоги, протер раны на ноге спиртом, налил и мне. Уснул я крепко. Утром проснулся: обе ноги забинтованы и опухли. Белаш мне и сообщил о смерти Козарьяна. Отлежавшись, я уехал в свою часть, а осколки всю жизнь со мной как память о том неудачном дне.
Психическая атака
Мой взвод с двумя пушками ЗИС-76 был придан танковому батальону, который уже четыре дня вел бои за овладение немецкой деревней Регулы. Немец любыми путями пытался ее удержать. В нашем батальоне оставалось три танка и около роты пехоты. У немцев людей было в три раза больше, но имелась только одна самоходка. Мы атаковали ежедневно, но выбить их из Регулы не могли. Мои артиллеристы расположились у песчаного карьера в 300 метрах от деревни. Было нас человек 50, вооруженных только карабинами и личным оружием. Задача была вести огонь по деревне.
Чувствуя, что мы вот-вот прорвем оборону, в 10 часов утра немцы бросили против нас эсэсовский батальон порядка 200 человек. Засучив рукава, пьяные головорезы, пригнувшись, незаметно подошли к нам на расстояние 200 метров. Приближение их прикрывал гребень карьера. Выйдя из-за насыпи, эсэсовцы открыли по нам автоматный огонь. Мы отстреливались, укрываясь за деревьями и из небольшой канавы, неся большие потери. Они же почти не падали. Мою команду заглушал треск немецких автоматов и наших выстрелов. Я понимал, что все мы здесь погибнем, если не у карьера, то в нем.
И в этот критический момент в рядах нападавших возникло замешательство. Они стали падать, некоторые повернули назад. Я вскочил на ноги и с криком: «За мной в атаку!», побежал навстречу немцам. Те повернули назад, подставив нам спину. Наши хлопцы, воспрянув духом, бросились за врагом. Из двух сотен осталось не более трех десятков. Остальные были добиты или взяты в плен.
Что же произошло? Оказывается, рано утром экипаж нашего танка отъехал за деревню ремонтировать машину. Тихо занимались ремонтом и совсем неожиданно стали свидетелями боя. Эсэсовцы оказались всего в 200 метрах от них прямо под прицельным огнем. Прямой наводкой танкисты били по атакующим из крупнокалиберного и обычного пулеметов, плюс из ручного пулемета Дегтярева. Вот этот смертельный огонь спас нас от неминуемой гибели. Надо сказать, что немцы до последних дней войны сражались насмерть.
Победный марш
Утром танкисты без труда выбили немцев из деревни. У оборонявшихся закончились все резервы. Оставив деревню, они оставили и узловую станцию. Наш танковый корпус через 20 дней беспрерывных боев был выведен из боя. Через 10 дней мы вышли на берег Одера. 
Немцы оставили побережье до самого Кюстрина. И только 16 апреля весь 1-й Белорусский фронт перешел в наступление, и наша 61-я армия форсировала Одер, обойдя Берлин с севера, а 27 апреля вышла к Эльбе, тем самым отрезав все части на севере от Берлина.
Встречей на Эльбе с англичанами мы закончили войну. С октября держали границу с американцами в районе города Нордхаузена. Американцы пустили нас на территорию спустя 6 месяцев после того, как вывезли все трофеи из зоны оккупации, в том числе подземный завод, расположенный под горой по производству самолетов-снарядов ФАУ-1 и ракет ФАУ-2, находившийся недалеко от Нордхаузена. В войну на этом заводе работали 30 тысяч заключенных из соседнего концлагеря Дора. После освобождения один из них остался служить у меня ординарцем.
Мирная жизнь
После окончания войны я служил в Норд хаузене начальником штаба артиллерийского дивизиона. Летом 1946 года часть перевели в Россию, в город Тулу. Там служил несколько месяцев, демобилизовался в 1946 году осенью в должности заместителя командира батареи, хотя мне предлагали учиться дальше и продолжить службу в армии. В нашей семье погибли на войне 5 мужчин, в том числе и мой брат Яков Григорьевич Журавлёв, попавший в плен под Вязьмой и умерший в 1942 году в концлагере в Австрии.
Демобилизовавшись, работал начальником лесоучастка в леспромхозах Марийской АССР (Огибное, Юрино), лесоучастка Танги на северном Сахалине, мастером в Ивановской областной типографии.