Родился 1 июля 1934 года в г. Балта Одесской области. Во время войны пережил эвакуацию и голод. После войны жил, учился и работал в Молдавии. Музыкант, хормейстер, педагог. В Южно-Сахалинск приехал в 1962 году. Руководил корейским ансамблем «Ариран», трудился заведующим музыкальной частью драмтеатра им. Чехова, концертмейстером во Дворце пионеров и школьников, учителем музыки и МХК в школе № 2. Отличник просвещения, заслуженный педагог Сахалинской области. Живет в Южно-Сахалинске.
Начало
Родился я в городе Балта, это на Украине, рядом с Молдавией и Приднестровьем. Была у меня еще и сестра Мария, старше на 8 лет. Наш отец – кадровый офицер, его часто переводили, поэтому путешествовали по всей Украине, жили и в Жмеринке, и в городе Бар. Война застала нас в Житомире, где отец служил начальником склада ГСМ. Как началась война, я очень ярко помню, потому что 23 июня Житомир уже бомбили. Склад и военный городок, где мы жили, был немного в стороне от города, за Богунским мостом. Оттуда очень хорошо было видно небо над Житомиром. Очень хорошо помню целую стаю самолетов, взрывы бомб, зенитных снарядов… Через восемь дней после начала войны мне исполнилось 7 лет.
Спасительный кросс
Склад ГСМ, которым руководил мой отец, майор Скалецкий, находился в небольшом густом лесу и представлял собой ряд соединенных друг с другом подземных хранилищ. Он потрясающе был устроен. Когда его строили, деревья не вырубали, а выкапывали под ними настоящие бункеры. Весь этот лесной массив был обнесен колючей проволокой, охраняли его с собаками. К нему от города была отведена тупиковая железнодорожная ветка, она шла через лес, и над ней солдаты связывали и стягивали ветки деревьев, чтобы ее сверху не было видно. Такая была маскировка. О том, как отец вместе с сослуживцами выбирался оттуда в начале июля 1941 года, он рассказал мне уже после войны. В первую очередь им нужно было вывезти документы. Планировалось, что когда бумаги загрузят в машину и личный состав будет готов покинуть территорию склада, отец кинет в люк ближайшего подземного бункера гранату, чтобы с помощью цепной реакции подорвать весь склад. «И вот, – рассказывал отец, – заканчиваем мы грузить документы, а в этот момент в наш тупик подходит поезд, и я слышу немецкую речь. Решение было принято мгновенно: я приказал всем бежать в штаб и покидать территорию склада через окно, перед которым я предусмотрительно перерезал колючую проволоку. Все кинулись туда, я подорвал гранатой машину с документами, а в люк бункера бросил зажженную папиросу. Этого хватило, чтобы пары ГСМ взорвались и пошла цепная реакция. Убегали мы по пересеченной местности, по перелескам и кустарникам. За нами устроили погоню, но у нас был хороший запас времени, потому что немцам пришлось долго искать выход со склада, к тому же начали взрываться подземные хранилища, и им не до нас было. Когда мы уже оказались в безопасном месте, то увидели, что от сапог у нас остались одни голенища, а на ногах сплошные ошметки и клочья. Никогда в жизни я с такой скоростью не бегал, так меня страх гнал…»
Эвакуация. Казахстан
Спустя неделю после начала войны семьи наши начали эвакуировать. Подогнали товарные вагоны к складу, мы туда загрузились и уехали в Харьковскую область. У мамы было направление в Новосибирск, но мы доехали до Чугуева и там остановились в доме у прекрасной женщины. Звали ее, как мою сестру, – Мария Антоновна, по фамилии Выдышева, и адрес помню до сих пор: улица Шевченко, 10. Дом у нее был типично русский – деревянный, добротный, с высоким забором. Но там мы пробыли недолго, потому что немцы наступали, и мы поехали дальше, в Среднюю Азию, в Казахстан. Поселились в селе Михайловка Свердловского района Джамбульской области, сейчас там все по-другому называется. Вначале жили неплохо, у мамы были запасы, к тому же она по аттестату получала деньги от отца. Помню, что в детский сад я там ходил, был в летнем лагере, а в первый класс пошел только на следующий год. Зимой мне сделали операцию, удалили аппендицит, и болел я часто, постоянно простужался, не до школы было…
Расстрелянный поезд
В 1943 году, сразу после освобождения Харькова, мы уехали из Казахстана и вернулись в Чугуев, к той же Марии Антоновне. В долгих переездах пережили страшную ситуацию. Подъезжаем к станции Лиски, это Воронежская область, и вдруг слышим рев моторов. Поезд остановился, началась стрельба. Оказалось, немецкий самолет-разведчик прорвался в глубинку и начал палить по вагонам. Помню, в купе сидели мама, я с сестрой, напротив женщина, и ее прошила пулеметная очередь, прямо через крышу. 
Все бросились из вагонов, старались отползти подальше от состава, от железной дороги. В памяти отпечаталась картина: окно перед тамбуром, на столе под ним стакан со сливочным маслом, залитым водой, чтобы не испортилось, а в окне летит этот самолет – низко-низко, и я четко вижу, что в кабине два летчика, оба в очках, первый ведет машину, а второй стреляет из пулемета. Я на всю жизнь запомнил улыбку на его лице, он крутился с этим своим пулеметом, скалился и палил по людям. С нами в этом поезде ехало много военных, в том числе раненые, и он расстреливал людей в форме. Вместе с нами ехала семья сослуживца отца, он был начальником штаба. У его жены волосы были длинные, красивые, и я помню, как она с крохотным сыном Валерочкой бежала по насыпи от поезда, и это настолько четко врезалось в память, что, если бы я умел рисовать, нарисовал бы… Мама нас с сестрой к себе прижала, а я все смотрел на этот самолет. Он прицельно бомбил паровоз, и я понял, что они стремятся его уничтожить. В какой-то момент взорвалась очередная бомба, мы услышали мощное шипение, и весь паровоз окутало дымом. Все вокруг взвыли – машина уничтожена, состав дальше не пойдет, как быть? А самолет сделал над нами еще один круг, помахал крыльями и улетел. И тут мы слышим: «По вагонам!» Оказывается, машинист понял, что фашист паровоз хочет уничтожить, и после очередного взрыва открыл все, какие можно было клапаны, чтобы сымитировать его гибель. И мы поехали дальше…
Чугуев. Голод
Когда вернулись в Чугуев, выяснилось, что мужа Марии Антоновны немцы расстреляли, а похоронить его разрешили в саду возле дома. За что расстреляли? У него нашли охотничье ружье. Кто-то донес, очевидно. Несмотря на то, что Мария Антоновна работала в управе, помочь ему она не смогла. И там, в Чугуеве, мы пережили страшный голод. Потерялась связь с отцом, не было подтверждения аттестатов, денег мама получить не могла. По карточкам нам давали порцию пустого супа и три кусочка хлеба, и больше ничего. Почему-то вспоминается грязь на улицах, жижа, холодно, а у мамы на ногах вместо башмаков мешковина навернута, веревкой подвязана, потому что обуви не было. Как-то она раздобыла картофельные очистки и попыталась сделать из них оладьи. Помню, она эти очистки крутила через мясорубку, потом пожарила, попробовала и расплакалась: «Діти, ви не будете це їсти!» И что-то сломалось у нее в сознании, а дня через два Мария Антоновна заподозрила, что мама собирается отравить и себя, и нас с сестрой. Очень многие тогда не выдерживали голода и от отчаяния и безысходности травились. Но именно в этот момент к нам приехали двое солдат от отца и привезли несколько ящиков продуктов. Оказывается, он нас искал, узнал, где мы живем, отправил нам эту посылку, и мама пришла в себя, воспряла духом. Это нас спасло…
Р
умыния
Из Чугуева мы переехали в Жмеринку. В 1944 году к нам домой прибыл солдат Нелябов, и с ним я поехал к отцу в Румынию. Помню, в Черновцах меня уложили в багажник автомобиля, и таким образом меня к нему доставили. У него я пробыл месяц и там видел свидание отца с женщиной, которая потом стала его женой. Она служила у него секретаршей. Конечно, очень переживал. А потом меня забрал к себе в роту капитан Копылов. У него сынишка был такого же возраста, как я, он за ним скучал и очень обрадовался, что я у них появился. Пошили мне военную форму, Нелябов постоянно был рядом, и вместе с солдатами я поездил по Румынии. Немцы настолько людей напугали, что села были пустые. На всю деревню - несколько стариков, собаки мертвые на привязи, фрукты неубранные, куры везде бродят, несутся, где попало, запустение полное…
Мирная жизнь
С войны отец возвращался уже с новой женой. С собой он привез два вагона добра, но все отправил своим сестрам в Молдавию. Нам с сестрой оставил велосипеды, мне гармошку, аккордеон, ксилофон, и с этого началась у меня моя музыкальная эпопея. В 1946 году мы перебрались в Молдавию, в деревню Ержово, там я начал серьезно заниматься музыкой и скоро стал настоящим кормильцем семьи: зарабатывал, играя на свадьбах. Но это уже совсем другая история…