Родилась в городе Саратове. Летом 1941-го приехала на каникулы в Ленинград, вместе с бабушкой и тётей пережила блокаду, воссоединиться с родными смогла лишь в конце Великой Отечественной войны. Награждена медалью «Житель блокадного Ленинграда», трудовыми и юбилейными медалями. Живет в городе Охе.
Большая семья
– Моя мама коренная ленинградка, родилась в 1906 году в семье, где воспитывались 12 детей (6 мальчиков и 6 девочек), была самой младшей. Жили на Петроградской стороне Васильевского острова, на улице Гатчинской в доме номер 17. Мой дед работал в конторе и получал 12 рублей в месяц, это были неплохие деньги, но на большую семью не хватало, поэтому бабушка подрабатывала прачкой, стирала бельё для богатых, крахмалила, утюжила. А дети помогали. К началу войны все уже выросли и завели свои семьи. Мама окончила Московский университет, была биологом. Будучи студенткой, познакомилась с моим отцом, они поженились, получили направление на работу в противочумный институт в городе Саратове. Родители были биологами-эпидемиологами, изучали страшные заболевания. Отец позже стал доктором наук, профессором, всю жизнь посвятил науке. В Саратове я появилась на свет К сожалению, семья долго не продержалась. После рождения моей сестры в 1938 году отец оставил нас и уехал с новой женой в Ростов-на-Дону. Декретных денег тогда не платили, маме с двумя малолетними детьми на руках было очень тяжело. В мае 1941 года меня решили на лето отправить к маминой сестре и бабушке в Ленинград. У тёти Кати (маминой старшей сестры) и её мужа дяди Леши не было детей. Вот так я оказалась без мамы, без папы, без сестры, без всех.
Ленинград
Под Ленинградом очень хорошо, там клюква растет, болот много. Я ходила в детский сад, который находился на Бармалеевой улице. В самом начале войны он продолжал работать, когда начинались бомбежки, нас отправляли в подвал. Но стало нечем кормить, и распределили по домам. Впоследствии в это здание попала бомба. Война началась, когда мне было около пяти с половиной лет. Семья тёти Кати жила в коммуналке с общей кухней и коридором. Блокаду мы пережили в этой квартире. Со мной была моя двоюродная сестра, мы ровесницы. Это была дочка младшей маминой сестры – тёти Люси. Сначала не ощущали голода, ведь семья была большой, запасы продуктов делали солидные. Помню, как мы готовили похлёбку. Когда есть уже было нечего, бабушка ставила большой двухведёрный самовар, который грели дровами, мы садились вокруг и пили кипяток, это притупляло чувство голода.
Блокадные дни и ночи
Бомбёжки были ужасные. Мы бежали в бомбоубежище недалеко от дома, спускались в подвалы. А когда уже не было сил, пережидали в длинном коммунальном коридоре. Зимой все стёкла были выбиты – на кроватях, на полу лежал снег. Сидели без света. Когда наступало лето, перебирались жить в комнату. Я уже перестала ходить, постоянно лежала, меня переносили. От голода мы сильно ослабли. Мы с сестрой просыпались по ночам, и звук каждой бомбы был, словно вот сейчас она на тебя упадёт. Плакали. Я всё время кричала: «Враг прилетел! Враг прилетел!». Взрослые успокаивали. А бомбёжки были постоянные: и день, и ночь. Этот гул и визг бомб – в моей памяти навсегда. Был момент, когда мы очень долго ничего не ели, и наконец, дали пайку хлеба размером с ладонь. Помню, как лежу в своей кровати, и приходит счастливая тётя с этим хлебом. Несмотря на слабость, я вскочила, откуда силы взялись, не знаю, как зверь накинулась на этот кусок, он казался мне таким большим! Вырвала его из рук тёти, и она ничего не могла сделать, просто смотрела и плакала. К вечеру у меня начались сильные рези в животе, нельзя голодному так есть. Я от боли каталась по полу, плакала, потом всё прекратилось. Эту пайку хлеба никогда не забуду. Из-за продолжительного всеобщего голода люди не могли ходить, были очень слабы. Когда кто-то из родных умирал – открывали окно и выбрасывали тело на снег. Мы жили на первом этаже, моя кровать стояла у окошка, и я всё время наблюдала, как работали санитарные дружины. Со всех пяти этажей нашего дома выбрасывали трупы, а дружины их собирали.
И всё-таки мы выстояли!
Вопреки всему мы выжили. Считаю, что встать на ноги удалось благодаря моим тётям (сестрам мамы), они сдавали кровь и нам, детям, делали переливание. При этом сами еле передвигались! Переливания делали в больнице, куда нас возили. А в 1944-м, когда сняли блокаду, стало полегче, появилось питание. Хорошо помню, что на Гатчинской улице находился знаменитый Печатный Двор, который и сейчас там расположен. Однажды вечером в это здание попала бомба, было такое зарево! Я помню, как тётя Катя взяла меня на руки, поднесла к окошку, и мы увидели страшное пламя до неба. В другой раз во время бомбежки бомба попала в соседний дом, и наш дом в итоге дал трещину. Это было жутко. Муж тети Кати Алексей умер во время блокады, не выдержал. В 1945 году бабушка поднялась с кровати, чтобы встречать своих сыновей – в это время советские войска шли через Ленинград, солдаты и офицеры ехали на бортовых машинах, на пушках. Она стояла три дня и три ночи, высматривая. Во время этой вахты тётя Катя приносила ей поесть. Но никого так и не встретила. Позже очевидец рассказал, что дядя Витя погиб от осколка снаряда. Братья мамы – Евстигнеевы Сергей и Виктор. Больше ни о ком неизвестно, все погибли под Ленинградом, в болотах. В маминой семье из 12 детей погибли все 6 братьев. Четыре года я жила без мамы. После снятия блокады она никак не могла попасть в Ленинград, существовали ограничения. В 1945-м поехала в Москву в сталинскую резиденцию, чтобы получить разрешение на въезд, и добилась своего! Я хорошо помню момент встречи с мамой. Смотрю и не узнаю, будто это тётя чужая, а она обнимает и шепчет: «Наташенька, я мама твоя!». Потом мы с трудом доставали билеты в Саратов. На вокзале творилось что-то невообразимое! Люди сидели на крышах вагонов, меня и маму заталкивали в окно. Поезд тронулся, люди буквально висели на поручнях. Трудно описать, сколько усилий потребовалось, чтобы уехать из Ленинграда.
Родной Саратов
В Саратове моя семья жила в двухкомнатной квартире с общей кухней. Кроме нас было ещё три семьи. Это был старый, двухэтажный купеческий дом без удобств. Все соседи пришли на меня посмотреть. Когда увидели раздетой, плакали, настолько была измождённая, один скелет. Чтобы быстрее восстановиться, мама сдавала кровь, в Саратове мне тоже делали переливания. Блокада оставила ужасные последствия для семьи и для меня лично. Зубы крошились даже от хлеба, кусочек могла откусить и ползуба выплюнуть. Долгое время ночами были истерики, просыпалась и кричала: «Враг прилетел!» А после часами плакала. Не знаю, как этот период выдержали моя семья и соседи. В Саратове я пошла в школу. Сейчас вспоминаю, как ходила в лаптях: ни одеть, ни обуть, ни поесть не было. Столько испытаний выпало нашему поколению! С отличием окончила школу, училась в техникуме по специальности промышленное и гражданское строительство и окончила его с красным дипломом. Потом меня без экзаменов приняли в институт. На третьем курсе я вышла замуж. Муж Игорь учился на другом факультете. Во время войны он жил в Сталинграде, оказался в оккупации. Тогда половина Сталинграда была немецкой, а половина советской. Ожесточённая борьба велась за каждый дом. Жили в землянке, чтобы не умереть от голода, в ночное время совершали вылазки за едой – отрезали куски от подбитых снарядами лошадей. Об этом рассказывала моя свекровь.
Берегите мир!
У нас родился первенец – сын. Работали в проектном институте, муж стоял на очереди для поездки в Ирак. Но когда начался процесс оформления документов, я уже ждала второго ребёнка. Сына мы назвали Сергеем в честь маминого старшего брата, а дочку Ольгой. После отказа в командировке в Ирак мы переехали жить и работать в Симферополь. 10 лет прожили в Крыму, тепло, красиво, рай! Симферополь был в те годы потрясающим местом. Позже, когда стал украинским – небо и земля, превратился в захолустье. Мы много поездили по стране и попали на Сахалин. В институте мы занимались проектом перехода через пролив Невельского. В 1985 году приехали на остров, поселились в Охе. Сын учился тогда в шестом классе, дочь окончила второй. Нам было по 49 лет. Муж словно предчувствовал развал Советского Союза и рвался сюда, его привлекала работа. Здесь мы полностью реализовались – работа была интересной, занимались проектами «Сахалин-1», «Сахалин-2», работали с самоотдачей и ответственностью. В этом смысле нам в жизни повезло. Дети здесь выросли, построили свои семьи, в Охе родилась наша внучка. Мы хорошо зарабатывали, и после землетрясения в Нефтегорске решили, что оставаться здесь нельзя, нужно увезти детей, приобрели им по двухкомнатной квартире в Белгороде. В результате они со своими семьями переехали, а мы с мужем остались в Охе. А потом я потеряла мужа, осталась одна. Повзрослев и создав семью, я приезжала к тёте Кате в Ленинград, она дожила до 85 лет. Виделась и с двоюродной сестрой Люсей, с которой вместе пережили блокаду. В дальнейшем моя связь с ней прервалась. В 2003 году, когда внучке исполнилось 10 лет, я возила её в Ленинград. Мы побывали на Гатчинской улице возле нашего дома, он стоит на прежнем месте. Когда рассказываю детям о войне, всегда повторяю: берегите мир! Ничего страшнее войны быть не может.