Родилась 7 ноября 1923 года в Тамбовской области, село Степанищево. После окончания десятилетки поступила в медицинскую школу. Когда началась война, работала санитаркой в госпитале. Вскоре получила повестку в военкомат. Окончила трехмесячные курсы связистов в Чебоксарах, в 1942 году прибыла на Юго-Западный фронт в отдельный батальон связи морзисткой и санитарным инструктором, затем воевала на 3-м Украинском фронте. Демобилизовалась в 1944 году. Награждена медалью «За победу над Германией», орденом Отечественной войны II ст. В 1954 году вместе с мужем завербовалась на Сахалин. Работала в Александровск-Сахалинском районе, затем переехала в Южно-Сахалинск.
Крепкая семья, счастливое детство
Жили мы хорошо. Отец у меня работал машинистом. Вначале жили в селе, а когда он закончил учиться, его перевели в Мичуринск, на станцию Кочетовка. Дали очень хорошую квартиру, трехкомнатную сталинку с высокими потолками. Нас у отца и матери было пятеро, мама не работала, семью обеспечивал отец. Он у нас был труженик. Имели хозяйство, коров привезли из деревни, и все для нас было построено государством. 
С родителей никаких денег за это не брали. Каждому выделили землю под огородик, посадили деревья: яблони, сливы, вишни – чего только не было! Оно и понятно: Тамбовская область, чернозем. Мы, дети, учились в железнодорожной школе, все были очень активные и очень любили свою страну.
Война
Мы с подругами и младшим братом пришли с танцев. Постелили себе под рябинкой во дворе, чтобы родителей не будить, платья на ней развешали, улеглись, уснули. Крепко спим, и тут мама открыла окно и кричит: «Вы что лежите?!», а сама плачет. Мы спрашиваем: «Что такое?», а она кричит: «Война, война началась, поднимайтесь быстрее!» Мы, конечно, в недоумении, чего она переживает, ведь война скоро закончится, мы об этом песни пели, что броня крепка и танки наши быстры! «Не плачь, – говорим, – завтра-послезавтра не будет войны!» А она качает головой: «Ой, глупые… Собирайтесь» – и дает мне, старшей сестре и брату деньги: «Идите в универмаг, каждый по 10 килограммов соли принесите». Мать уже одну войну пережила, знала, что это такое. Мы пошли, народу еще не было, купили соли, принесли домой. Мать посмотрела и говорит: «Мало. Идите, возьмите еще соли, спичек и мыла хозяйственного». Список написала, и мы опять пошли в магазин. Уже соль выдавали понемногу, но мыла и спичек дали, сколько просили. А потом народ все разобрал.
Повестка
Я, когда окончила 10 классов, собиралась учиться. У меня документы были поданы в медицинскую школу. А тут какое учение? И я устроилась санитаркой в госпиталь, который открыли в нашей школе, и все мои подруги тоже. Не помню, сколько времени прошло, вызывают меня в райком комсомола. Мы с подругами едем в Мичуринск, и в райкоме нам говорят: «Девушки, готовьтесь, вам скоро сообщат, когда явиться в военкомат». Приехали домой, и через несколько дней пришла повестка. Там написано было, что с собой брать: сухари, ложку, кружку, белье. Я пошла в госпиталь, показала повестку, чтобы меня не считали прогульщицей, и мне выдали расчет, две буханки хлеба и две больших селёдины.
Учебка
Приехали мы в военкомат, все девушки одеты, конечно же, по-граждански, нас тут же погрузили в вагоны, и мы поехали. В дороге давай знакомиться. Привозят нас в Чебоксары. Я думала, что мы поедем сразу же на фронт, но нет. Сколько месяцев – врать не буду, не помню, давно это было – учили нас на морзистов. Учение это, конечно, трудоемкое, работали на ключе. Три месяца, наверное, поучились. А потом отобрали тех, кто научился читать, принимать, передавать сообщения, и поехали мы на войну. Провезли нас мимо моего родного города в Борисоглебск. Там формировалась 1-я гвардейская армия. Но мы тогда об этом не знали: война идет, все в секрете, ничего не говорят – что будет, куда едем, только все подгоняют. Надо спешить, враг наступает! В Борисоглебске продолжали тренироваться на ключе, все ждали отправки на фронт. Мы хотели на передовую и совсем не боялись. Молодежь была настроена биться за свою державу, освободить ее, немцев прогнать. Конечно, были всякие. Но большинство шли в военкоматы, там не успевали повестки раздавать.
Боевое крещение
В 1942 году зимой из нас сформировали отдельный батальон связи и отправили на фронт. Среди нас были телеграфисты-эстисты (аппарат связи СТ-35), бодисты (аппарат связи Бодо), морзисты (телеграфный ключ Морзе). Когда подошли машины, командир роты рассадил всех отдельно – тут морзистки, там эстистки, и так далее. Командир наш был старший лейтенант Руденко Петр, мы его Петрусей звали. Очень добрый, хороший человек. И вот нас рассадили, и тут кто-то сказал, что я еще и санитарка. Тогда замкомандира роты говорит: «Ну-ка, Бочериха, выходи-ка на другую машину. Тут тесно, а там посвободнее». А у меня с одной стороны сумка санитарная, с другой – сумка, а за спиной – вещмешок. Конечно, на кого я была похожа? И фамилия подходящая –Бочарова, потому и Бочериха. Я пересела и поехала с эстистками. И вдруг, откуда только взялся, буран! Едем и не знаем куда. И в этой кутерьме потеряли машину морзистов, никак не найдем. Потом выяснилось, что наши морзистки в плену. Машину захватили румыны, всех высадили и расстреляли в затылок. А тут наши подъехали. Ой, как увидели девичьи трупы, они там взбесились! И всех румын уложили на месте. Это было наше первое боевое крещение. Происходило это в районе Донского фронта.
Фронтовые будни
А потом потекли фронтовые будни. Стреляли, отстреливались, работали. Занимались шифровками. Каждое слово – из пяти цифр. Составляли и передавали. А если нужен был санинструктор, меня, конечно, посылали. Но у нас раненых почти что не было. Просто болели. До передовой мы так и не дошли. Три километра – дальше нас не пускали. А потом, не помню, в каком году, командир нашей дивизии запретил девушек туда отправлять. Только в расположении полка. Нас берегли, потому что очень много девушек перестреляли. Ребята опытные, а мы-то вороны! Все ртом ловили. Кто без руки остался, кто без ноги, кто без глаз. При обстрелах землей засыпало. Особенно страшно было, когда большие пушки стреляли, гаубицы, как мы их называли. И очень страшно, когда «ванюши» стреляли, это немецкие минометы.
Про любовь
Со своим полком я дошла до Одессы. А потом… Кто нас судил, кто нет. Мы, девочки и мальчики, были молодые, любовь у всех, ведь она не горит, не тает, расстрелять ее невозможно. И как бы тяжело на войне не было, а любовь была. Вначале на фронте очень строго к этому относились, но любовь ведь не арестуешь. Сходились молодые, и командир полка издавал приказ, что такой-то и такая-то считаются мужем и женой. Так вот и со мной получилось, и из Одессы меня отправили домой рожать. Это был 1944 год. А муж мой Степан остался на фронте. Уехала я, а тут и война кончилась. Ребята и девчата мне с фронта писали, что наш полк дошел до Кенигсберга. Очень много однополчан погибло…
Горький вкус Победы
9 мая я была у мамы в Мичуринске. Вышла утром на крылечко, а народ уже ликует! У нас ничего не было, кроме радио, тарелки висели на столбах, никогда не выключались. Какая нормально говорит, какая трещит… Вот по ним люди и услышали, что война кончилась. Все выскочили на улицу, кричат, кто танцует, кто плачет, ведь у многих родные погибли на фронте. У меня в родне пять человек домой не вернулись, еще трое погибли под бомбежками. 
Как говорили потом бабушки про моих двоюродных братьев, погибли парни нецелованные, некогда им было влюбляться… А родные мои братья вернулись. И младший, и старший. Они на Западном фронте воевали и в Монголии. Его призвали в 1938 году, а демобилизовался он только в 1945-м. Отца моего призвали после меня. Он был лыжник, ПТР-вец, это противотанковое ружье, которое двое обслуживают, и оба на лыжах. А отец мой деревенский, лыж никогда не видел. Ранило его в ногу, и ему ее отрезали, 19 сантиметров ноги осталось. И обижаться не на кого… Так мой отец в 43 года стал инвалидом. Это сейчас на нас внимание обращают, и пенсия хорошая, а тогда ничего такого не было.
Вербовка
Муж Степан у меня военный, артиллерист, пулеметчик, минометчик. Перед концом войны его, молодого офицера, отправили учиться в Баку, в Азербайджан. А после послали служить на турецкую границу. Мы там ютились в землянке с маленьким ребенком. Потом мужа перевели в Ленинакан, далее в Тбилиси. Жили очень тяжело, на съемной квартире. Когда Сталин умер, в армии по приказу Берии прошло большое сокращение. Мужа моего уволили, и уехали мы в Мичуринск. Было трудно и с жильем, и с работой. Как-то идем по улице, смотрим, написано «Вербовочный пункт». Я пошутила: «Давай зайдем, да и завербуемся!» А там начальником мой знакомый, Федя. Он и говорит: «Давайте я вас по блату на Сахалин отправлю, туда трудно попасть». Мы подумали и согласились. Вот так мы в 1954 году попали на Сахалин.
Сахалинская жизнь
Вначале жили в Мангидае. Там познакомились с участником войны Героем Советского Союза Михаилом Ермолаевичем Волковым, с женой его Татьяной, с дочкой. Мужа взяли в лес десятником, потом он выучился на нормировщика, а я сидела дома. А тут как-то главный бухгалтер меня вызывает. Пошла. Мне говорят: «Марья Васильевна (впервые в жизни меня по имени-отчеству назвали!), у нас кассир заворовалась, поставить некого, а вот-вот зарплата. Принимайте кассу». А я с деньгами никогда, кроме мужниной зарплаты, дела не имела! Но уговорили, села в кассу, привезли два мешка денег. Я в обмороке! Но что делать? Справилась. До самой ночи выдавала деньги, и все сошлось. Недостача – всего-то 93 копейки. Так я стала кассиром. Потом переехали в Хоэ, там работала завскладом. А когда мужа перевели в Александровск-Сахалинский, стала работать в Доме культуры кассиром, а потом страховым агентом, очень скоро стала бригадиром и очень хорошо трудилась. Так вот и жила…
