Родился 16 декабря 1924 г. в деревне Кулига Курской области. С начала войны до 1943 года трудился на строительстве в Подмосковье, потом на оборонном заводе в Мытищах. В апреле 1943 года ушел на фронт, служил пулеметчиком. Имеет благодарность от Верховного Главнокомандующего Сталина, награжден орденом Славы III степени, двумя медалями «За отвагу», медалью «За Победу над Германией». На Сахалине с 1974 года.
Год отсрочки
...Я родился и жил в Курской области в деревне, в 4 километрах от старинного города Обоянь. Мы в колхозе работали и денег совсем не получали. И тогда я завербовался на работу в Монино, в Подмосковье: там самолеты испытывали и жили одни офицеры. Погон тогда не было, знаки различия – шпалы, кубики, ромбы. А я туда пришел на стройку, учеником кровельщика. И было это в 1941 году, как раз перед войной. Начался призыв, а я 1923 года рождения, мой год. Но тут такое дело было: метрик у нас в деревне не выписывали, а всех, кто родился, в церкви записывали в метрическую книгу. А потом начали церкви ломать, иконы, кресты выбрасывать, и занимались этим босяки, которые работать не хотели, лодыри, всякая дрянь! Так вот они эти книги метрические все пожгли. И дату рождения мне записывали в сельсовете с наших слов, и целый год убавили, написали, что я с 24-го года. Поэтому меня и не призвали...
Труд во имя Победы
...В Монино жили мы в палатке на 30 человек со стенами из горбыля, внутри буржуйка. Кто возле стены – мерзнет, а кто возле печки – волос от жара трещит. Зарабатывал я около 100 рублей. Покупал батон на полкило за 85 копеек и селедку по 6 рублей. Сейчас такой селедки нет: прям тек с нее жир, вкусная очень. Ходили в столовую, хлеб оплачивали, приварок бесплатно получали. Попасть туда можно было через двое ворот, по пропуску, и его меняли каждые две недели, потому что секретный объект. И вот началась война, начали бомбить. Стройка закрылась, из магазинов все исчезло буквально за неделю. Ни тряпок, ни продуктов, ни черта... А меня перевели в Мытищи, это 18 километров от Москвы. Там был вагоноремонтный завод, и я там формовщиком работал. Трудился в горячем цеху, карточку усиленную получал на килограмм хлеба. Хлеб был черный, тяжелый, как глина. На заводе я траки для вездеходов и танков формовал, башни, ни одного брака не было у меня. Мы ходовую часть выпускали, а с Урала шли дизели, аккумуляторы и прочее. В сборочном цеху танки собирали, во дворе обкатывали. Работали мы по 12 часов. Вредное производство, опасное, кашляли мы там и голодали, а уйти нельзя. За это до 8 лет давали...
Фронт как спасение
...Пошел я в военкомат, а у меня бронь до 1945 года. Там ни в какую – не возьмем, иди отсюда, работай. А я с голоду умирать не хочу, работать по 12 часов без выходных, там даже в баню нельзя было сходить! И вот так я на этом заводе до 1943 года мучился, уже еле ноги волочил. А потом с одним табельщиком договорился, он мне помог справку сделать, я ее получил, отдал ему продуктовые карточки на месяц и поехал домой. А там сразу в военкомат, и меня тут же заграбастали...
Передовая
...Отправили меня под Брянск, выучили на пулеметчика, причем учился я отлично, потом закинули под Вильнюс в запасной полк и уже оттуда попал я на передовую. Поставили командиром расчета, хотя командовать-то я толком и не умел. Я чудил там страшно, скоро первую свою награду заслужил, орден Славы. Это мы Каунас освобождали. Оттуда в Восточную Пруссию пошли, Клайпеду брали, она по-немецки Мемель называлась. У нас дивизия была такая – краснознаменная прорывная...
Чужая жизнь
...И вот перешли мы границу, и нас сразу предупредили быть осторожнее с едой, немец отравленные продукты везде оставлял. А в Восточной Пруссии много господских имений, там деревень почти нет, в основном хутора. Добротные дома каменные, пастбища, хозяйство. И работники в основном, конечно, наши, пленные или угнанные. Много из Ленинграда, девчонки, молодежь, подростки. Были среди них те, к кому хорошо относились, кормили нормально, а были и такие, кто жил в бараках под охраной, с собаками. У этих еле душа в теле держалась...
Про собак-саперов
...Вошли мы в Клайпеду. А там даже кошки не найдешь, пустой город и весь заминирован. Нас очень собаки служебные тогда выручили. Часто было так: саперы находят мину под домом, тонны полторы, а то и две взрывчатки. А часовой механизм где-то спрятан. Тогда пускают собаку, она идет тихонько, нюхает стену, а как найдет – лапу подымает. Сапер в этом месте ковыряет – и вот он, механизм! Много старинных зданий в Клайпеде разминировали с помощью собак...
Испытание косой
...Из Клайпеды нас вывели ночью, марш-бросок на 30 километров – и мы на косе. Она идет к Кенигсбергу, а там укрепление под землей с 1936 года – столовая, склад боеприпасов, общежитие и стационарные установки тяжелой артиллерии. Наша авиация туда тонные бомбы сбрасывала, и то не везде пробивала. Мы это укрепление форсировали в январе 1944 года, а там морозы небольшие, лед слабый, прогибается. Под пулеметы мы подкладывали пластины типа лыж, следили, чтобы интервал между нами был 4-5 метров, и все равно много народу тонуло. Трудно там было. Воды питьевой нет, колодцы немец мазутом испоганил, везде мин нажимного действия понаставил, лошадей очень много на них подрывалось. Смотришь – у коня копыта нет, оторвано, а лошади там особые, огромные, не бегают, а ходят – тяжеловесы. И людям стопы отрывало. И вот как-то стою я на посту, пить хочется, а воды нет. Попробуешь морскую – а она горькая, зараза. И очень спать хочется, а нельзя. И я тогда придумал, как всех разбудить. Ящик гранат немецких притащил, штук 15 вынул – и давай их друг за другом взрывать! Народ прибежал: «Винокуров, что у тебя тут происходит?» А я плечами пожимаю. Короче, стали они совещаться, что со мной делать, а командир говорит: «Да правильно он сделал, нечего спать на посту, молодец!»
Ранение
...После Кенигсберга нас отправили на уничтожение Курляндской группировки. Это уже 1945 год, и там меня 7 апреля под Тукумсом ранило. Я прикрывал саперов, они наводили мост, он заранее ими был заготовлен, только нужно было его через речку навести. Речка, она, не сказал бы, что глубокая, но подъездная часть плохая была, на лошади можно проехать, а нам надо было, чтобы техника перебралась и легкая артиллерия. Поэтому мост прокладывали не только через реку, но и на подъездные пути. Установил я свой пулемет «максим», засек две огневые точки, коробки три патронов расстрелял. Рядом помощник мой, Копец, фамилия у него такая, он по-немецки хорошо говорил, грамотный такой мужчина с Украины. Я его за патронами послал, а сам подтянулся из траншеи, крышку короба на пулемете открыл, и тут немец, зараза, нас обоих из пулемета и посек: Копцу грудь, а мне плечо. Я упал, но из траншеи сумел вылезти, она глубокая была, по шею. И бегом в санчасть...
Победа
...В госпитале в Риге лежал целый месяц. Боялся, что руку отнимут. А потом отправили меня на поезде в госпиталь под Кировом, целый состав тяжелораненых. И вот там, в поезде, услышали мы, что война кончилась, Сталин по радио объявил. Как мы обрадовались! Я так со всеми обнимался, что гипс сломал...
Послевоенная жизнь
...В госпитале я 4 месяца пролежал. А после отправили меня на Урал, там немцы лес заготавливали, а я служил помкомвзвода. И оттуда уже демобилизовался. В 1974 году я стал сахалинцем. Сначала в Охе работал в СМУ-4, потом переехал в Катангли, строил буровые вышки. В 1988 году ушел на заслуженный отдых, переехал в Ноглики. В июне 2008 года получил еще одну военную награду – диплом и знак Форума «Общественное признание» за мужество и героизм, проявленные в Великой Отечественной войне...