Родился в селе Онор Смирныховского района Сахалинской области. В 1941 году, после окончания семилетки, работал монтером на радиоузле. В 1943 году был призван в Красную армию. Участник освобождения Южного Сахалина от японцев. Демобилизовался в июле 1950 года. Вернулся в Онор, работал электриком, монтером, в марте 1965 года был избран председателем исполкома Онорского сельского совета. Награжден медалями «За боевые заслуги», «За трудовое отличие», «Ветеран труда». Жил в селе Онор.
Трудовые будни
...Когда началась война, мне было 14 лет. В 1941 году я окончил 7 классов, и уже 8 июля пошел работать учеником монтера на Онорский радиоузел. Около 4 месяцев учился, потом меня квалифицировали, и я стал монтером. Кроме этого трудился по комсомольской линии. Мы собирали теплые вещи для бойцов Красной Армии, металлолом собирали, бутылки для зажигательной смеси. Я старался, и даже два раза попал в газету. Первый раз, когда больше всех сдал бутылок. Их тогда мало было, но мама вспомнила, что когда-то в Онорах по соседству с нами жили китайцы, и они бутылки обычно закапывали. Мы с моим другом Гошей в том месте поискали и сдали где-то 20-30 бутылок. А вторая заметка в газете появилась, когда я больше всех металлолома сдал. Рядом с радиоузлом, в котором я работал, была редакция дивизионной газеты «За советскую Родину». Я познакомился с военным журналистом Павлом Михайловичем Сысолятиным, и он мне показал, где лежало забытое колесо от локомотива. Собственно, заслуга это не моя, а красноармейцев, которые мне помогли это колесо на подводу загрузить. Ну а я уже привез его на колхозный двор. Ну а основная моя работа – монтерская: установка радиоточек, устранение повреждений, ремонт радиолинии. Трудно было, потому что на радиоузле я остался один, правда, и трансляций тогда было немного: утром пару часов, в обед час и вечером часа три. Главное – последние известия, сводки с фронта. До сих пор, когда слышу голос Левитана, в дрожь бросает. Тогда репродукторы были бумажные, большие, тарелками их называли. Так люди, как только последние известия начинались, даже кушать бросали, слушали...
Призыв
...Конечно же, мы рвались на фронт, ведь уже не пацаны были, юноши. Помню такой случай: в августе 1943 года нас отправили на приписку в Тымовское, в военкомат. А тогда не было транспорта, 78 километров пешочком топали. До Палево добираемся, там ночуем, а оттуда к 9 утра в Тымовское, в военкомат. И был с нами парень, у него отец командовал гаубично-артиллерийским полком, который стоял недалеко от Онор. И вот этот парень пошел к замвоенкому просить, чтобы нас взяли в армию. Не знаю, что он ему так говорил, только старший лейтенант друга нашего за шиворот выкинул с крыльца и сказал: «У вас молоко еще на губах не обсохло, какая вам армия!» Молоко не молоко, но через три месяца, 31 октября 1943 года, меня призвали на службу в Красную Армию. Было мне тогда 17 лет...
Армия
...Определили нас в 6-ю стрелковую роту 165-го стрелкового полка. И я сразу окунулся в армейскую жизнь. Строевая подготовка, тактическая, огневая... Учили на совесть. Тогда лозунги висели в казармах и на стрельбище: «Делай то, что необходимо на войне». И по ночам тревоги были, одним словом, спуску не давали. 6 месяцев нас, как в хорошем учебном заведении, выдрессировали и распределили по стрелковым ротам. И попал я в 3-й стрелковый нештатный взвод разведки 7-й стрелковой роты 3-го стрелкового
батальона 165-го стрелкового полка. А если продолжить – 79-я стрелковая дивизия 56-го стрелкового корпуса 16-й армии. И наша главная задача на тот период была обозначена четко: совершенствование военного мастерства на случай войны с Японией. Конечно же, мы изучали опыт ведения войны с Германией. Главное, что все очень хорошо усвоили, – нигде не пасовать, стойко стоять в любой обстановке. Конечно же, мы писали заявления, чтобы нас отправили на фронт, даже коллективные. Но последовал строжайший приказ: прекратить. Нам сказали коротко: кого надо, отправим. Правда, рядовых не отправляли, а вот несколько офицеров из нашей части на фронт все же уехали...
Победа
...До начала войны с Японией место дислокации нашей роты было на речке Быстрой. Это южнее Онор, в предгорье Камышового хребта. Как раз наш батальон вел учебные стрельбы, проходила весенняя инспекторская проверка, которой руководил командир полка подполковник Курманов. А на Седьмой речке, там, где было стрельбище, примерно в километре стоял батальон нашего полка. И вот молодой лейтенант на белом коне, как сейчас помню, скачет галопом без седла и что-то кричит. Мы не поняли, что такое? А командир полка догадался – Победа! Лейтенант спешивается, обращается к нему «Товарищ майор!» Тот отвечает: «Да я подполковник! Сынок, я понял, Победа!» И тут началось: артиллерия, минометы бьют, автоматчики палят, кое-как удалось прекратить стрельбу. Вот так мы встретили Победу. Три дня пели, плясали, и не было пределов нашей радости...
Война с Японией
...Как бы не хранили тайну наши командиры, все равно что-то просачивалось. Правда, достоверно нам никто не говорил, что война будет. Был такой случай: мы в районе заставы Брусничной копали окопы. И тут прошел слух, что командир корпуса генерал-майор Дьяконов должен приехать. И вот он идет. Вышли из окопов, встречаем, как положено. И кто-то из наших задал вопрос: «Товарищ гвардии генерал-майор, надоело уже тут копаться, когда война с Японией начнется?» А тот отвечает: «Товарищи красноармейцы! Об этом знает только верховное командование». Схитрил, потому что знал, когда... 8 августа 1945 года к нам на заставу Брусничную прибыла 3-я стрелковая рота, саперы, замкомандира полка майор Трегубенко объявил, что формируется сводный отряд и мы переходим границу. Тут без команды пилотки вверх – и дружное «Ура!» Хотя сейчас, на склоне лет думаю – а чего радовались-то? Война – это смерть, кого-то обязательно убьют... Думаю, засиделись мы. Считайте сами: Онорский гарнизон сидел на месте с 1938 по 1945 год. Семь лет в ожидании активных действий. К тому моменту даже мы уже почти два года отслужили по окопам, по казармам, по землянкам, по палаткам... Поэтому энтузиазм был огромный. Мы прекрасно знали, что требовалось от нас, как от разведчиков: терпение, выдержка, смелость, быстрая реакция и абсолютное знание местности, на которой ты ведешь разведку. Этому нас учили и днем, и ночью. Как брать языка, как проникнуть в тыл противника, как выносить раненых, как оказать им первую медицинскую помощь. На практике все эти знания мы смогли применить, когда началась война с Японией. Мы наступали в общей массе, отдельного проникновения в тыл не было, видимо, оно и не планировалось. Наш взвод под командованием лейтенанта Потемкина шел впереди по правому флангу, и у нас была одна задача – вести боевые действия так, чтобы вызвать огонь на себя. Так мы могли засечь огневые точки. Кроме этого мы вели наблюдение за противником, результаты докладывали командованию. Но были и свои памятные моменты...
Первые потери
...В ночь с 8 на 9 августа 1945 года наш первый разведвзвод перешел государственную границу. Перед выходом нам пожали руки, пожелали удачи в боевых действиях, и мы отправились. Утром подошли цепью к полицейскому посту на высоте Рыжей. У нас погранзастава называлась, а у них полицейский пост. Подошли, окружили, командир взвода сориентировался. Негустой туман стоял, морось, и мы без крика «ура» бесшумно атаковали этот пост. Японцы не ожидали, мы их побили, часть из них разбежалась, а потом начался пожар. Или сами они подожгли свой пост и казарму, или от выстрелов загорелось – не знаю. Так прошел мой первый бой. Были и первые ранения, и потери. Товарищу моему Михаилу Селиванову пуля попала в коленный сустав, и ногу ему потом ампутировали. Мы его на плащ-палатке с поля боя вынесли, отдали санитарам. И санинструктора нашего ранило в живот. К вечеру он умер...
Запрещенный прием
...В районе Рощино есть высота Дальнее. Именно там погиб почти весь взвод лейтенанта Туманова. Мы шли к нему на выручку. Когда подошли к этой высоте, увидели, как там у японцев тропы были протоптаны, дорожки, неплохо все было сделано. И вот три японца бегут, а мы в траве высокой лежим, все отделение. Командир шепнул: брать. Ну, мы сразу на них навалились и сгребли. И один из японцев командира укусил за руку. Да здорово так укусил, даже кровь пошла. Ну он, правда, ботинком ему по мусалу дал пару раз, чтобы не кусался...
Бой за высоту
...Весь день мы пытались взять высоту западнее Котона, это село Победино. Там были два японских дота по три амбразуры. Когда вечером вышли из-за сопки, японцы открыли плотный пулеметный огонь, буквально прижали нас к земле. Попрятались кто как смог, за деревьями, пнями, в ямах. А когда начало темнеть, командир приказал ни в коем случае не выдавать нашего присутствия. Ну мы и затихли, а к утру к нам подобралось подкрепление – несколько бронебойщиков и снайперов. С рассветом они открыли методичный огонь по амбразурам дотов, а пока стреляли, нам передали по цепи приготовиться к атаке без криков и лишнего шума. В итоге эту злополучную сотню метров мы как птицы пролетели! Японцы явно не ожидали такого. Так что с высоты мы их выбили...
Боевой путь
...В боях мы за время войны на Южном Сахалине провели три недели. Кроме этого были вылазки к японцам, а еще бывало, обстреливали нас на марше, приходилось разворачиваться и отвечать. А бои были серьезные. Гром пушек, выстрелы автоматные, пулеметные, к ночи чуть утихало, а днем – сплошной гул. И вот так мы продолжали движение. Было очень нелегко. Японцы упорные. Они маскируются и очень ловко передвигаются. Вроде стреляем, убитых полно, но нет – петляют, выскакивают... А после войны, когда мы их конвоировали до Леонидово, на привалах они через переводчика с нами общались, и сразу такие любезные стали, лучше некуда, хоть обнимай. А были злые, мать их... Если бы император не издал приказ, они бы не сдались. Хотя, может, и сдались бы, такая мощь на них навалилась. Отлично обученная армия, им против нас не устоять...
Ранение
...Наш батальон дошел до Взморья. Оно тогда называлось Сираура. Там и остановились. За эти три недели в нашем взводе из 42 солдат погибли 9 человек, часть ребят получили легкие ранения, поэтому строй не покинули. Вот про мое ранение и стыдно даже говорить. Во время боя взрывом гранаты ранило троих солдат, в том числе и меня. Рана оказалась легкой, осколки попали в левую руку. Санинструктор сделал перевязку, ночь я пробыл в санитарной палатке и к утру вернулся в расположение взвода...
Возвращение к мирной жизни
...Со Взморья нас послали разоружать японский гарнизон в Кюсюнай, это сейчас Ильинский. Мы привыкли, что у нас гарнизон – это тысячи человек. Оказалось, у них – всего человек 20. Охватили их полукольцом, командиры дали нам бинокли посмотреть, и видим: на каждом доме по два флага, белый и красный. И нас приветствуют, и сообщают нам о капитуляции. Подошли мы, стоят японцы, оружие перед ними, руки подняты, кисти примерно на уровне головы. Командир взвода подходит, кивнул им головой: «Опустите руки!» Они не поняли, и поднимают руки вверх навытяжку! Ну мы их конвоировали, сдали, куда положено. А дальше некоторые части пошли до Южно-Сахалинска, наша рота до ноября месяца несла комендантскую службу в Сиритору, это Макаров, а полк прибыл на место дислокации в Оноры. Демобилизовался я 30 июля 1950 года...