Родилась в Ленинградской области. В первый год войны работала в госпитале, потом была призвана на фронт. После окончания ускоренных медицинских курсов служила санитаркой, выносила раненых с поля боя. После окончания войны служила в Хабаровске в госпитале для пленных японских военнослужащих. Демобилизовалась в 1946 году. Награждена орденом Отечественной войны, медалями «За победу над Германией», «За победу над Японией», «Ветеран труда». В 1989 году приехала на Сахалин. Живет в селе Синегорск.
Начало войны
...Когда началась война, мне было 14 лет. Я жила под Ленинградом на станции Шексна. Тогда это была большая деревня. А мы жили на хуторе, три дома там стояли, в одном жила моя крестная, в другом мамин брат, ну и мы. Там было прекрасно. Лес, грибы, ягоды, речка, я в 9 лет уже здоровенных щук там ловила. Семья была большая – нас пятеро сестер и мама. Когда узнали, что началась война, очень испугались. Потом под оккупацию попали. У нас дом забрали и все, что в доме было. Ничего не осталось...
Сушилка
...Когда война началась, я уже в школу не пошла. В магазинах ничего не было, есть нечего, голод. И я устроилась на работу в сушилку. У нас стоял госпиталь военный, и мы, пять девчонок, устроились в одну смену в сушилку. За стенкой была прачечная, в окошко нам подавали белье стираное, а мы его сушили. Летом на улице, а зимой нам доставалось, конечно. Дали нам лошадь, мы должны были ее сами запрягать, выезжать на ней в лес и заготавливать дрова, чтобы топить печи в сушилке. Хорошо, у нас была девушка одна постарше, она умела лошадь запрягать. Вот так мы и работали...
Курсы на колесах
...А потом нас забрали через военкомат, всю нашу смену из сушилки и отправили нас в Каунас. Ехали мы в телячьем вагоне почти месяц, потому что не столько двигались, сколько стояли. И в дороге нам преподавали курсы медсестер. Рассказывали, как наложить правильно жгут, как сделать укол, вот это все. А когда приехали, поняли, что такое война. Там, где мы жили, в Шексне, шибко не бомбили, а вот Каунасу досталось. Город наполовину был разрушен, и это было страшно. Нас поселили в казарму, она размещалась в доме на пятом этаже. Мы туда таскали матрасы, обустраивали спальные места и боялись выходить на улицу. Пули в городе свистели из-за каждого угла! Охрана у нас, конечно, была, но от пуль она не спасала...
Первый раненый
...Первого раненого я очень хорошо помню. Это был капитан, оторвало ему ногу. И я его тащила: сняла с себя шинель, его на нее уложила и волокла до самого медсанбата. Сама худенькая, маленькая, тащу его, а он меня всяко обзывает, материт, больно ему очень было. Уже потом, когда дотащила, он извинялся. Сдала его в приемный покой, его забрали, ну а я вернулась на поле боя подбирать раненых. А капитан тот выжил и даже потом часы мне подарил! И пять носовых платков, красивых, германских...
Дороги войны
...Из Литвы нас перевели в Восточную Пруссию, сопровождали армию, помогали раненым. Потом в Кенигсберг нас отправили. И трудно было, и страшно. На передовую нас старались не отпускать, особо мы там не были, шли туда, куда нас отправляли, подбирали раненых бойцов...
Военный быт
...Знаете, как нас одевали? Один сапог маленький, другой большой. Шинели здоровые. Не было возможности подбирать по фигуре да по размеру. Когда мы в Литве стояли, там был парень-литовец, портной. И он мне шинель перешил. Сначала нас очень плохо кормили. Мороженая капуста, мороженая картошка, черный хлеб. Мяса совсем не было. Бывало, хлеба булку возьмем, съедим всухомятку, а это все перемороженное не ели. А потом нас перевели в госпитали, потому что раненых обслуживать было некому, и девчонок с поля боя туда забрали. И вот там нас кормили по второй норме, так что питались мы отлично. Но раненых было очень много, кровати двухъярусные, за день мы обслуживали по 300-400 человек. Девчонки мы были молодые, быстро привыкли, и уже не так страшно нам было. Когда не было бомбежек и обстрелов, мы даже танцы устраивали, у нас гармошка своя была, и нам было радостно и хорошо. Правда, с парнями мы не гуляли, просто потому, что некогда нам было. Бывало, мы часа по два-три спали за сутки, и это было хорошо! Столько раненых, их надо обслужить, накормить, какие уж тут гулянки...
Радость Победы
...Мы не сомневались, что победим. Знали – победа будет за нами. А когда узнали, что пришла Победа, было все – и слезы, и танцы, и песни... Находились мы тогда в Восточной Пруссии, и я этот день никогда не забуду. Это огромная радость! У меня еще мама тогда была живая, сестры, правда, у них мужья погибли на фронте. Я вот сейчас думаю – кому она нужна была, эта война? Сколько людей погибло, в том числе и на моих глазах! А сколько японцев пленных поумирало, они же тоже люди, и их жалко...
Хабаровск. Про любовь
...Нас в 1945 году перевели в Хабаровск. Мы занимались пленными, выхаживали раненых японцев. Много их было. И очень многие умирали. Жили мы там в непростых условиях, поселили нас в землянки, и раненые тоже находились в землянках. Японцы – очень доброжелательные люди. И добрые. Они нам халаты стирали и гладили. Приходишь на дежурство – и тебе чистенький халатик подают. Хорошие они были. А один японец влюбился в меня. Звали его Номура. И подарочки мне дарил, и даже в Токио звал с ним уехать, замуж за него идти предлагал. Но нам это запрещалось. Не положено. И потом – я то что? Влюбился – так влюбился, дело твое. А тут я со своим будущим мужем познакомилась. Он был офицер, командир танкового полка, сам приморский. К японцу ревновал. Из-за этого и мой альбом с военными фотографиями сжег, я с ним чуть не разошлась тогда. Там не только фотографии Номура, там все наши мальчишки были, и подруги мои. Я так ревела... И еще у меня был парень-москвич. Очень жалею до сих пор, что его не дождалась. Хороший парень, высокий, красивый. Его перевели в Порт-Артур. А мы с мужем уехали к нему на родину, под Владивосток. Номура очень плакал...
Сны войны
...Война мне не снится. А снятся раненые, которые умирали у меня на руках. Одного почему-то очень запомнила. Был у нас такой Сергиенко Николай Иванович. Не шибко молодой, с ранением в область сердца. Я ему перевязку сделала, укол, и он почти сразу скончался. Как-то он запал мне в душу, хотя переживали мы за всех и плакали часто. Всех жалко было. Любому человеку хочется жить. Вот я старая уже, но и мне умирать неохота. А они молодые все были...
Мирная жизнь
...Демобилизовалась я 10 июня 1946 года, когда вышла замуж. Жила в Приморье, и вот пришло время, когда я осталась совсем одна. Умерла под Ленинградом мама, сестры, подруги мои фронтовые, потом муж в 1985 году. Сын погиб, тоже был военным. Осталась только дочь на Сахалине, в Синегорске, к ней я и приехала. С тех пор здесь и живу...