Родился в Могилевской области в Белоруссии. С первых дней войны находился в партизанском отряде, был разведчиком. В армию призвали в 1945 году, с 1947-го служил на Сахалине в воинской части города Долинска. После демобилизации работал машинистом на Долинском ЦБЗ. Награжден орденом Великой Отечественной войны II степени, медалями «За победу над Германией», «За освобождение Белоруссии», «За партизанскую войну» II степени. Жил в Долинске.
Десять дней до оккупации
...Когда началась война, жил я в Белоруссии. Как раз окончил седьмой класс. Тогда начинали учиться не в 7 лет, а в 9, поэтому было мне на тот момент 16 лет. Я недалеко от Минска жил, от нашей деревни до границы расстояние было небольшое, километров 200. Помню, в воскресенье 22 июня мы ходили на речку купаться, утром ушли, вечером приходим, а нам говорят – война началась. У некоторых были тарелки, это радио такое, и мы все слушали сообщения о войне. Ну а назавтра уже стали немецкие самолеты над нами летать, разведчики, и дней через десять наша местность была оккупирована немцами...
Партизаны
...В партизаны я попал через старшего брата. Он работал техником-топографом на самой границе с Польшей, а когда нашу территорию оккупировали, пришел домой. Его немцы раза два или три забирали и заставляли работать, а он им объяснял, что, мол, я был подсобным рабочим, носил планку, только и всего, и ничего делать не умею. А потом в нашем районе организовался партизанский отряд, и он как-то с ними связался. Жили мы в деревне, и нужно было ему из дому уйти, а как это сделать? Люди же разные бывают, кто-то может и донести. Ну и придумали легенду. Помню, было воскресенье, 5 мая, в деревне гулянка, а брат подошел ко мне и говорит: «Пошли домой». Пришли, смотрю – он надевает сапоги, одевается в походное. Оказывается, два партизана с винтовками прошли дальше нашего дома метров 200 и стоят разговаривают с женщинами. Он вышел, они его увидали – и сразу к нему: «Ты же хотел у немцев работать? Пошли, мы тебя отведем, есть для тебя занятие», – вроде как полицаи, забрали и повели. А я пошел следом. Метров 500 прошли за деревню, он машет, дескать, иди сюда. Я их догнал, и мы ушли к партизанам...
Партизанская работа
...Какое-то время я еще пожил дома, был у брата связным. Ходил за листовками в определенное время и место, разведывал, подглядывал, но потом, когда уже совсем туго стало, он забрал меня в отряд. Работу выполнял такую же, как и все. Там большинство было молодежи. Приходилось и бегать от немцев, и их гонять, разное было...
Приключение с молоком
...Я вам расскажу историю, она и смешная немного, и страшноватая. Дело было так: нас отправили в деревню встретиться со связным. Пошли группой в пять человек, потому что точно его местонахождение мы не знали, надо было его потихоньку найти. Причем для всех действовала одна общая четкая инструкция: ты должен делать то, что тебе сказали. У каждого было свое задание, о котором другие не знали. Подошли к деревне, я достал бинокль, посмотрел. А для меня в качестве пароля использовался колодец-журавль, он стоял у крайнего дома, куда мне нужно было зайти. Я знал: если хвост журавля смотрит вверх – значит, нет никого лишнего, можно заходить. Смотрю – хвост вверх, зашел в дом, с дедом хозяином поздоровался, сел, попросил попить. И тут дед мне говорит: «Тут такое дело, ко мне каждый вечер стал немец приезжать за молоком. Один. Скоро должен приехать». Немцы не боялись, знали, что этого любителя молока никто не тронет, потому что если тронут или, не дай Бог, убьют – завтра деревни не будет. Они ее сожгут. Утром поставят пулемет, жителей постреляют, а детей побросают в колодец, сверху гранату – и все. Поэтому нам строго было приказано: не трогать немцев в деревне, уходить любыми путями от вооруженных столкновений! Рассказываю дальше. Действительно, вижу – едет немец на мотоцикле. Я выскакиваю, и буквально тут же с ним сталкиваюсь. Я растерялся – и он растерялся. Метрах в пятнадцати друг от друга стоим, друг на друга смотрим. А у меня был немецкий карабин, я тихонько на спусковой крючок нажимаю – а карабин не стреляет! А немец стоит, смотрит на меня, и я не пойму, есть у него автомат, или он в мотоцикле остался. Смотрели-смотрели друг на друга, а потом он как крикнет: «Geh!» А я немножко немецкий знаю, это слово переводится, как «уходи». Я через двор быстренько и ушел. А потом думаю: как хорошо, что карабин у меня не выстрелил. А если бы я его убил? Деревни бы не было. Сожгли бы...
Подрыв «на шнурок»
...Что касается поездов, которые мы пускали под откос, то это целая наука. В одиночку не сделаешь, подготовка нужна. Для того, чтобы пустить поезд под откос, вначале выбирается место. Потом за дело берется бригада подрывников, человека три или четыре, это должны быть хорошие специалисты, которые умеют смело работать. Делали так: под рельсы закладывали мины и уходили в засады, которые устраивали метрах в ста от железной дороги с обеих сторон. Самый лучший подрыв назывался «на шнурок». Это когда закладывается мина и от ее взрывателя протягивается тоненькая веревочка. Мы даже в деревнях просили женщин делать нам такие веревочки изо льна. Когда поезд идет, эту веревочку дернул – и мина взрывается. Можно было еще поставить мину нажимного действия, но это, как правило, был неудачный вариант. Обычно немцы впереди паровоза пускали две платформы с песком. Подошла такая платформа, на мину «наступила», взорвалась, и никакого толку, только лишний переполох. А вот когда взрывали «на шнурок», да еще если сделают две закладки, одну в начале, другую посередине, вот тут уже эффект. Все, что можно было брать – продовольствие, одёжу, – мы все забирали и уходили. Но старались чаще подрывать эшелоны, которые идут на фронт, с техникой, с людьми. Главное – чтобы меньше ходило поездов. У нас в Белоруссии даже полностью одну железную дорогу аннулировали. По ней невозможно было проехать, и ее просто закрыли. Дошло до того, что партизаны заставили немецкие составы ходить только днем, ночью они боялись. Для фронта большое дело! Теперь это называют «рельсовая война». А тогда был приказ сверху: повсеместно рвать рельсы, чтобы прекратить движение немецких поездов. И мы любыми путями везде рельсы рвали...
Партизанский быт
...Как мы жили в лесу? Летом – шалаш, зимой – землянка. Бывало, ночью пройдешь километров 30 мокрый, и днем надо обязательно отдохнуть, поспать. Но покуда не сделаешь землянку, спать не ляжешь, иначе замерзнешь! Мы их неглубокими делали, сантиметров 70 ямку выкопаешь, сверху настил из бревен, на него лапник, снегом засыпали, внутрь забрались – и все, минут через 20-30 уже спишь. А кормили нас сельчане. Порой сами отдавали нам скот. Идешь по деревне, слышишь: «Сынок, ну-ка зайди сюда. Забери корову. Все равно ее не сегодня-завтра немцы уведут...» Бывало, что и по два дня не кушали. Когда вот начнет немец карательную операцию проводить, то нам уже не до еды, надо выкручиваться. Все-таки как-никак у них вооружение было лучше, чем у нас, вот мы и старались на конфликт не нарываться, уходили от них. Конечно, было опасно. За время партизанщины у меня погибли два двоюродных брата, два дяди, одного из них живьем немцы сожгли...
Встреча с легендой
...Однажды мне довелось постоять рядом со знаменитым Дмитрием Медведевым. Это командир разведывательного партизанского отряда «Победители», который воевал под Ровно, есть рассказ, в котором это описано, он так и называется: «Это было под Ровно». Мы стояли метрах в четырех друг от друга, он разговаривал с командирами, и я тогда
не знал, что это тот самый Медведев. Понял, что это он, спустя несколько лет, в 1949 году. Мне в руки попалась книга с этим рассказом, я смотрю на обложку, а там его фотография. А у меня память зрительная очень хорошая, я его отлично тогда запомнил...
Пламя войны
...Как-то переходили мы с товарищем железную дорогу. Вдоль нее немцы понаставили бункеры, оградили их проволокой, а на нее понацепляли жестяные банки. Такая шумовая защита получилась. Бункеры высокие, метров по шесть, и когда мы переходили железную дорогу, старались ближе к ним идти, потому что в таком случае немцу придется стрелять из пулемета круто вниз, что очень неудобно. И вот я пробирался мимо бункера, и эти банки задел. Немец услышал, и из огнемета меня опалил, ожог лица и головы был сильный, а товарищу моему руку всю сожгло. Как раз в этот период партизанские отряды с армией соединились, и меня в прифронтовой госпиталь лечиться отправили. А я ж гражданский был, пару месяцев там пробыл, ну а потом войска двинулись вперед, госпиталь за ними, и меня отправили домой. И я ездил в районный госпиталь, добирался на попутных поездах, перевязки делал. А соединение наших партизанских отрядов с регулярной Советской Армией для меня – одно из главных событий Великой Отечественной войны. О том, что это наконец-то произошло, я узнал на станции Тощица в Быховском районе...
Армия
...В армию я попал уже в 1945 году, в феврале месяце, когда у меня ожог зажил. Так что на фронте я фактически не был. Только партизанил. Поэтому самая моя дорогая награда – медаль «За партизанскую войну»...