Родился 13 мая 1926 года на Украине. На фронте с апреля 1944 года, стрелок 22-го гвардейского стрелкового полка. Воевал на Первом Прибалтийском фронте. Победу встретил в Читинском госпитале. Награжден медалью «За боевые заслуги», орденом Отечественной войны. В 1950 году приехал на Сахалин. Полвека проработал автослесарем в Корсаковском порту. Почетный работник морского флота.
Царица полей
Я встретил войну в конце 1943 года на Украине. После призыва попал на Первый Прибалтийский фронт, 9-я гвардейская дивизия, 22-й гвардейский стрелковый полк. Воевал в пехоте – царице полей. Бывало, идешь сутки полста километров и на ходу спишь. Никогда не думал, что можно так – на ходу спать. А еще много в разведку ходил. Большинство вылазок вечером или ночью происходили. Где нужно – по-пластунски, где можно – в полный рост. Главное – быстро передвигаться. Обычно с вечера начальник разведки дает задание узнать расположение немецких частей, прояснить ситуацию. Если получиться – взять языка, но это удавалось не всегда.
Как брали языка
Как-то в Латвии пошли в разведку, посмотреть что там, где там, а если попадется, то и языка взять. Увидели немца из засады, он как раз штаны сымал или надевал, не знаю, вот мы его и взяли. Здоровый немец, штаны ему подтянули, кляп в рот сунули и приволокли в часть. Тащили через линию фронта, вначале ползком, а потом за руку его – и пошел. Пять человек нас было. Звания наш язык был невысокого, по-моему, фельдфебель. Ну, сдали его начальству, и дальше оно с ним разбиралось.
Мечты о победе
Что чувствуешь, когда переходишь линию фронта? Приятного мало. Как получится – вернемся ли, нет – не знали. Но страха большого не было. Молодые были, не боялись ничего. Мы верили, что победим. Посмеяться-пошутить – это если где-то отдыхаешь и если ты не в первом эшелоне, а во втором. В окопах тоже разговаривали, но чаще о том, как и где расположиться, потому что немец – он тоже соображает. Если с нашей стороны можно пройти, где по-пластунски проползти. И в очередной раз, видимо, снайпер меня и заметил, и как раз попал. А когда мы туда шли, я по дороге видел сарай. И, когда меня ребята потащили, я им говорю: «Несите меня в этот сарай». Они затащили, а там стог гречихи, и я им говорю: «Вы меня под него затолкайте». Затолкали, ушли, а наутро машина пришла, чтобы раненых в полевой госпиталь отвезти. Слышу, кричат: «Кто тут со второй роты?» Я очнулся, встал, пошел в машину – и поехал по госпиталям.
Счастливый случай
У нас в части санитаров не было, сумку с медикаментами дали майору, он совсем мальчишка был. Когда увидел, что я ранен, рукав шинели отрезал, стал бинтовать и говорит: «Ой ты бедненький, ты уже отвоевался, а мы - не знаю, что еще будет с нами…» Все, кто выжил стороны пулемет застрочил, немец его сразу засекает, берет на мушку. По-этому пулеметчик переходит на другой край, меняет место. А о чем говорили? Мечтали, чтобы быстрее война кончилась, да домой нас отпустили. А еще слушали. У нас Шадура был, здоровый парень. Хороший рассказчик. А еще однажды привели в часть немолодого мужика. Его, видимо, призвали в армию, и он спрятался, а его нашли и привели в нашу часть. Объявили – расстрел будет. И расстреляли. И такое было.
Ранение
Получил я тяжелое ранение в Латвии в 1944 году 7 октября. Разрывная пуля в правую щеку вошла, из шеи вышла и в кости руки застряла. Это была разведка боем. Нас там было человек шесть. Шли и ночью, и днем. Зашли в одно место, видим колючую проволоку. Дождались вечера и пошли в разведку. Как могли, проходили. Немец, он же светящиеся ракеты пускал, она долго висит и ярко светит. Вот и смотрим, где а этой войне, – счастливые люди, это правильно, ведь снайпер целил мне в голову. А я как-то увернулся. Даже небольно было вначале, я и сознания не потерял. Болеть потом уже стало, когда лечить начали, на зубы скобки ставить, чтобы не скосить лицо. Когда с полевого госпиталя меня в поезде санитарном везли в Шауляй, я есть захотел. С неделю ничего не ел, только пососать чего-то давали, а для молодого это что? А в поезде кашу гречневую санитары разносят, я одному говорю: «Давай ее сюда!» А он: «Тебе же не положено, в карте написано». Я говорю: «Ничего, справлюсь!», и давай эту кашу есть!
Госпитали
Это сейчас ничего не видно, а тогда все лицо было развернуто. Когда я был в госпитале в Москве, спросил у сестры, что там у меня. Она сказала, такая рана, что зубы видно. Я девять месяцев лечился, на фронт уже не попал. Сперва в полевом госпитале, потом в Северодвинске, потом в Москве. Там я был недолго, но запомнил и отношение хорошее, и питание отличное. В Москве встретил новый 1945 год, видел, как за окном ракеты пускали.
Победа
День Победы я встретил в Чите, в госпитале №1480. Это было что-то! Те, которые на костылях, костыли свои побросали, радость была огромная, и вся война прошла перед глазами. Что дальше будет, я тогда не думал, знал, что мне нужно долечиваться. Но понимал, что, если отправят дослуживать – буду служить.
Мирное время
Из читинского госпиталя меня перевели в выздоравливающую часть, Антипиху так называемую, от Читы 7 километров. Там я побыл месяца 4-5. А когда выздоровел, приехал так называемый покупатель, и отправили меня в капитанский взвод, охранять штаб Забайкальского фронта. Там еще немного побыл. А потом всех нас, битых-недобитых, отправили во Владивосток на Вторую речку. А оттуда переформировали на Сахалин. Но тут у меня открылась рана, и меня комиссовали. Дали II группу инвалидности.
Сахалин
В 1949 году я женился, родители моей жены уехали на Сахалин, а потом позвали и нас. Так мы в 1950 году и оказались на Сахалине, в Корсакове. Три года я в ТСК (транспортно-складской комплекс) отработал автослесарем, а рядом порт. Перешел в портовую автобазу и отработал там 50 лет. С тех пор так в Корсакове и живу.