Родилась 22 октября 1930 года в Воронежской области, Панинский район, село Большие Ясырские Выселки. Когда началась война, окончила 4-й класс. Работала в колхозе. После войны окончила школу, затем Воронежский энергетический техникум. В 1952 году приехала по распределению на Сахалин. Награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Почетный гражданин города Южно-Сахалинска.
Детство
Моя девичья фамилия Бозюкова. Родители мои – крестьяне, бывшие батраки. Отец – Бозюков Василий Стефанович. Мама – Бозюкова Ольга Григорьевна. Папа 1895 года рождения, а мама – 1894. Всю жизнь они прожили в дерене, в которой я родилась. Семья наша многодетная, я была девятым ребенком. 1930-е годы – это очень тяжелое время голода и коллективизации. Когда мне было пять лет, у нас забрали последнюю овечку. Я это очень хорошо помню. Тогда все, кто входил в колхоз, должны были сдать свое имущество. Жили мы очень-очень бедно. Четверо детей умерли, все остальные с Божией помощью выжили. Я все плакала и просила хлеба: «Есть хочу, есть хочу!» Потом колхоз окреп, мы стали есть свой уже хлебушек. Взрослые работали в колхозе, дети в школах учились.
Война
В 1941 году, когда началась война, первым забрали папу. Потом старшую сестру Лидию, она как раз сдавала государственные экзамены в педагогическом училище в Воронеже. Когда немцы начали бомбить город, Лидия в панике, в чём была, в том и побежала в своё родное село, трое суток добиралась. А на следующий день ей принесли повестку и забрали в армию. Настал черёд уйти на фронт жениху средней сестры Нади – Александру, который прошел всю войну, был танкистом, горел в танке, контуженный был, но дошёл до Берлина. А мы, остальные четверо, – на трудовой фронт. Я, как раз когда война началась, закончила 4 класса.
Работа
Ну что, война началась, конечно, и горе началось. Деревня опустела. А поскольку был июнь, уже хлеба созревали, а там и овощные поля. Они у нас очень большие – равнина. Началась уборка. Всё это легло на плечи старых и малых. Мне пришлось работать в колхозе с 12 лет наравне со всеми, я была рослая девочка. График рабочий такой: солнце взошло – работаешь, солнце село – идёшь домой. Получается, по 12 часов. Женщины на уборке хлебов вязали снопы, а мы, девочки, брали две палки, складывали по 15 снопов, тащили их и укладывали в копну, чтобы дождь не замочил, а потом в скирды скирдовали – это такой тонкий процесс! Потом молотили этот хлеб до глубокой осени на машине в ночную и в денную. Руками молотили пшеницу только со своего огорода специальными цепами – палка такая большая, на ней кожаный типок (вторая палка). И вот ею молотили три-четыре часа в день.
Многостаночницы
Работать в колхозе приходилось на разных работах. То мы, девочки 12–13 лет, целый день таскаем из-под машины ящики с зерном 50-килограммовые и высыпаем на ток, то нас на солому поставят: солому, мякину, отвал – надо всё делать. Потом на вилки – и весь день крутишь, как на мясорубке, хлеб сортируешь; четвёртый раз на полок, где стояла механическая молотилка, в барабан которой нужно непрерывно закидывать снопы. Обычно на молотилке стоял старичок в брезентовом фартуке, а мы вдвоем ему помогаем: одна принимает с повозки снопы и мне передает, я разрезаю и перекладываю уже к нему, а он только успевает закидывать, чтобы барабан не пустовал. Я ещё в колхозе была водоноской. У нас же по полю нигде воды-то нет. В деревнях колодцы были. Вот водовоз с бочкой воды едет по дороге, а я с ведром иду по полю. Дойдешь до одного звена, а там следующее, и так до 3 километров. Оттуда идёшь уже с пустым ведром, но зато я никогда не страдала, что пить хотела: воды – пей, сколько хочешь. Правда, хлеба не было. А ведро-то большое, тяжелое. У нас был бригадир. Он ездил на лошади и говорил нам, когда и куда на работу. Мы от него иногда прятались, до такой степени уставали.
Свекла
Со свёклой очень сложно было. Сахар нужен армии, поэтому свёклы много сажали. Бедные женщины, по 50 соток у них свёклы было! На расстоянии 10 сантиметров рядки, потому что она же крупная, и на сантиметров 10 друг от друга. Вот свёкла взошла, а женщинам надо ее всю протяпать, сор вырвать, раздергать (проредить). Три раза её полют, окучивают. Но кроме свёклы у нас выращивали картошку, арбузы, огурцы, помидоры. Мы ходили, поливали. Арбузы, если близко войсковая часть, им отправляли. Давали нам трудодни за работу.
Зимние заботы и весенние хлопоты
Зимой мы вязали перчатки двухпальчиковые (большой и указательный), носки вязали, платочки делали, кисеты шили. Эту работу каждый у себя дома делал. А колхозники работали зимой кто на ферме дояркой, кто на скотном дворе убирал, ведь у нас стадо овец, коров, табун лошадей – за всеми надо же ухаживать. Хороших лошадей брали на фронт, оставались старые и молодняк. Телятница была. Куры. А весной посев. Гарицу (торбу) вешали на шею, это где-то килограммов 20, наверное, и сеяли. Техники-то не было, какая была – всё приспосабливали для фронта. Всё вручную. Косили рожь тоже вручную. К косе прикрепляли ещё и грабли для того, чтобы скошенные колоски один к одному были. Следом идёт бабушка и вяжет колоски святлами. А мы осоку жали для того, чтобы эти святла вязать.
О хлебе насущном
Во время работы передыха и перекуров не было, только обеденный перерыв. А пообедать нечем было. Хлеб нам в колхозе давали тогда, когда заготовку всю государству отдадим. Были государственные нормы, а что останется, распределяют. Сколько я заработала трудодней, столько мне граммов пшеницы и дадут. Приходилось есть и лузгу. Лузга – это шелуха от проса. Разотрёшь эту лузгу, а она же жёсткая, травки туда добавишь, но всё равно кишечник забивался. Я чуть не умерла от заворота кишок. Есть-то хочется. Соли не было, солили селитрой. Поешь, а потом тебя наизнанку выворачивает.
Ночные поездки
Возили хлеб на элеватор. Это 12 километров. Дороги плохие, мосты разбитые. Едем, а волки нас сопровождают – воют. Темно, электричества-то не было. Месяца нет, когда светит – это другое дело, а так в основном-то темно, в темноте едем. Только и слышишь: «Цоб-цобе, пошёл-пошёл». Обоз из 10 подвод на спаренных быках, полная повозка, нагруженная мешками с пшеницей. Мешки по 50 килограммов на подводу и с подводы носили женщины. Я ездила с сестрой, сторожила мешки, пока она их таскала на элеватор, потому что могли ведь и украсть. Воровали не свои, чужие. Голодные же люди были. Поэтому мне приходилось с ней ездить. Тяжело было.
Налоги
Нас облагали государственным налогом, каждую семью. Налоги были очень большие – всё забирали. Выкопаем картошку, тут же подгоняют повозку – налог. Нам ничего почти не оставалось. Всё шло для государства, для фронта. У нас сад был, так в саду подсчитали все яблони, и каждая облагалась налогом. Если были излишки яблок, то можно было продать и заплатить налог, а если яблоки не уродились, то налог всё равно платили. На огороде зерно обмолотил своё – 20 килограммов отдай государству. Мяса 20 килограммов отдай. 100 литров молока отдай. 100 яиц отдай. Шерсть, потому что надо валенки армии, и кожу – надо было шить что-то тёплое.
Время учебы
Когда закончилась война, пришёл папа, потом сестра. Папа снова стал работать в колхозе, он возглавлял строительную бригаду. Сестра прошла подтверждение на право преподавания и работала директором в сельской школе. А я после войны пошла в пятый класс, хотя было мне уже 15 лет. Училась хорошо, потому что так наработалась в колхозе, что готова была день и ночь грызть науку, чтобы туда не вернуться. В 1948 году сдала вступительные экзамены в Воронежский энергетический техникум. Когда приехала домой, отец мне и говорит: «У нас нету денег тебя учить, придется тебе все-таки оставаться, работать в колхозе». Я заплакала и говорю: «Я буду есть сухую картошку, я буду разутая, раздетая, но я буду учиться». Ну и тогда отец двум моим сестрам постарше меня и говорит: «Вас учили, вам помогали – помогите ей». И Люба мне говорит: «Моли Бога, чтобы я защитила диплом. Я буду пополам делить с тобой зарплату, чтоб ты училась. Я не хочу, чтоб ты жалобными глазами смотрела на мир!» Ну, так и получилось. И я поехала учиться. Была полуголодная и полураздетая: галоши на мне, армяшки – тапочки деревенские – и фуфайка.
Парашютный спорт
Во время учёбы мы восстанавливали Воронеж. По два часа в день после учёбы носили на носилках кирпичи, помогали строителям. И одновременно я занималась парашютным спортом. Аэроклуб был в здании нашего техникума. Накануне прыжков мы ночевали в аэроклубе, а на зорьке нас вывозили на учебный аэродром, и мы прыгали, а потом, как были в комбинезонах, так и шли на лекции. Чтобы прыгать, надо было обувь иметь хорошую, а у меня ее не было. Инструктор мне давал свои сапоги, а сам гулял в моих ботинках на квадратном каблуке. После прыжка мы, конечно, разменивались: я сапоги ему отдавала, а он мне мои ботинки. У меня есть фотокарточка, где запечатлен мой последний прыжок. Почему последний? Потому что в этот день он мне сказал: «Не дам я тебе сапоги! Ну что я, как дурак, хожу в твоих туфлях!» А я говорю: «Да подумаешь! Не дашь и не дашь». Резинками от парашюта привязала ботинки, а они-то на каблуке, неудобно приземляться. Это был мой роковой прыжок: я в лес залетела, приземлилась, и подвернулась у меня нога. Больше не прыгала.
Дорога на Сахалин
Окончила я техникум хорошо, шла в первой десятке. По распределению выбрала Сахалин, хотя мне его давать не хотели. Тогда на Сахалин было всего пять мест, но потом мне назначение всё-таки дали, я ведь диплом хорошо защитила. Вот так в 1952 году я попала в город Южно-Сахалинск, и началась моя трудовая деятельность. Хорошие люди меня по работе окружали. Я работала вначале в РайКЭЧ. Это районная воинская квартирно-эксплуатационная часть по эксплуатации жилья и военных объектов. Потом ушла в «Сахалингражданпроект». Вышла замуж, ребёнок у меня родился. Попала под сокращение, после чего устроилась в трест «Сахалинтрансстрой». Мы строили аэропорт, паромную переправу, железную дорогу Альба – Ноглики, Арсентьевка – Ильинск, железнодорожный вокзал, железнодорожную больницу, четыре школы построили, жилья сколько! И я всё время работала в этом тресте старшим инженером, ведущим сантехником. Избиралась депутатом от треста. Оттуда я ушла на пенсию. Ещё 5 лет отработала в канцелярии рудоремонтного завода и 20 лет в городском Совете ветеранов.