Родилась 15 июня 1934 года в селе Гофицкое Ставропольского края. Вместе с семьей жила на оккупированной немецкими войсками территории. Отец погиб на фронте. В 1943 году осталась сиротой. Тяготы военного времени, которые Лидия Ивановна пережила будучи ребенком, не сломили ее сильный характер и не лишили умения радоваться каждому дню. С 1960 года живет в Южно-Сахалинске. Преподаватель Сахалинского колледжа искусств. Имеет звание «Почетный работник среднего профессионального образования». Имеет награды за профессиональные заслуги, в частности знаком Сахалинской области «За достижения в культуре», «За отличные успехи в среднем специальном образовании», почетные грамоты министерства культуры Сахалинской области и колледжа искусств.
Начало войны и оккупация Ставропольского края
Мы жили в центре села Гофицкое, в хорошей квартире. Мы жили втроем – я мама и моя старшая сестра Таисия. Мама работала заведующей детским садом в нашем селе. Мама была партийная, очень верила во все это, была преданной партии, как и многие люди в то время. В 1941 году я пошла в первый класс, но проучилась всего один месяц. Вплоть до зимы 1943 года мы жили под немцами. Мне хорошо запомнилось, как за пару недель до прихода немцев в селе царили тревога и какая-то суета. Это атмосфера надвигающегося несчастья, видимо, на людей так влияла. Многие в спешке покидали родные дома, уезжали из нашего района. В первую очередь выехало все начальство, и мы тоже должны были уехать вторым эшелоном, но не успели. Очень ярко мне запомнился звук немецких мотоциклов, у них открытые трубы такие были, они так трещали, и их много было. И форма солдат. Вот эти детские впечатления со мной остались на всю жизнь. Мама как могла пыталась уберечь имущество своего детского сада. В то время детские сады очень хорошо обеспечивали игрушками, детской одеждой, пеленками. Наши родственники жили на окраине, они взяли нас к себе, потому что в центре села было опасно: там концентрировались всякие штабы, комендатура немецкая... Мы переехали туда и жили впятером: мама, ее сестра с грудным ребенком, я и Тая.
Был такой памятный случай. Когда наши войска отступили, у нас в доме остался раненный боец, его укрыли наши родственники. А в то время уже появились люди, которые доносили немцам. Однажды вечером к нам в дверь постучали, вошел дядечка какой-то и немец. Пришли по душу этого солдата с вопросом, что это за человек? Моя мама сказала, что это ее муж и он болен. А этот солдат был действительно очень болен. Они попросили выйти его на улицу. Мы все очень испугались. Они вышли на улицу, и русский, пользуясь тем, что немец не понимает, предупредил солдата, сказал: «Ставни закрой, будет налет, они пришли за тобой». Этой же ночью солдат ушел. Больше мы его никогда не видели. А после этого случая нашу семью и мамину коллегу с детьми – нас всех переселили в маленький домик, расположенный рядом с комендатурой. Круглосуточно вокруг нашего дома ходил часовой. Вот так и жили. Но не все немцы такие бесчеловечные. К нам ходил один немец, звали его Эрвин, он был довольно молодым, ему было около 35 лет. Он видел, что мама болеет, и приносил то печенье, то курицу, то еще что-нибудь. Вот так он приходил и говорил: «Война – это плохо». Он объяснял свои визиты тем, что в Германии у него осталось двое детей, его послали воевать под страхом смерти у себя на Родине, и чтобы не быть предателем, он отправился на фронт.
Общий ужас
Я не знаю, чем нас взрослые могли накормить. Всегда не хочется об этом говорить. Вся страна находилась на грани выживания, наша семья не была исключительной в этом смысле. Это был общий ужас. Взрослые были несчастными, на них лежала ответственность и решение сложной задачи – как прокормить детей. Чтобы достать хоть каких-то продуктов, им приходилось ходить из деревни в деревню. Иногда удавалось обменять какие-нибудь вещи на кусок хлеба или на пшеницу, или муку. Конечно, то насколько было тяжело, не передать словами. Нам, детям, легче давались лишения, когда рядом были родители. Пусть было холодно, голодно, но мы были вместе. Тогда это было самым важным.
Свобода Ставрополья и череда потерь
Момент, когда в наше село вошли советские войска, я помню очень отчетливо. В этот день все взрослые вернулись домой с известиями о том, что идет перестрелка. Позже мы узнали, что первые группы советских солдат уже вошли в Гофицкое. Все сидели, дрожали в ожидании дальнейших событий. В эту ночь бомбежки не было, только страшная стрельба. Глубокой ночью в нашу дверь постучали. Все страшно испугались, нас, детей, спрятали под стол. Позже над этим решением все дружно смеялись: будто-то бы стол мог нас спасти. Мама лежала – она в тот период уже болела, укрыв рядом с собой грудного ребенка. А до этого прошел слух, что детей будут забирать и увозить. Стук повторился, страх не покидал нас, но открывать все равно было надо. На вопрос: «Кто?», за дверью откликнулось дружное: «Свои!» Распахнули дверь, стоят мужчины в плащ-палатках, январь месяц был, они капюшоны откинули, и тогда мы увидели звездочки на касках. Женщины все пищали от радости, целовались. Откуда-то взяли дрова и солому, быстро затопили печку, стали греть воду, чтобы им хоть ноги помыть. Постелили им что было, так они втроем и проспали до утра у нас на полу. Я была маленькой, поэтому не помню, кто они были – солдаты, офицеры. Но остро помню ощущение счастья, приход наших мужчин в форме – это было счастье. Мы, дети, от радости кричали: «Красные, красные!» Вот так, в середине января 1943 года нас освободили. А через неделю мамы не стало. Нас снова переселили с маминой сестрой, она работала, моя сестра тоже пошла работать. Ей было около 14 лет. А через какое-то время мамина сестра тоже заболела и умерла. Тогда меня с сестрой выселили из дома. А зима стояла лютая, ужасная зима. Нас выселили, так случилось, что мы с сестрой потеряли друг друга, она где-то осталась одна, и я. И мы не виделись с ней больше года. Мне сложно вспоминать об этом периоде. Меня периодически люди подбирали с улицы, чтобы я переночевала. Так и жила: днем на улице, а на ночь кто-то приютит меня. Таких детей, как я, было много. Сами понимаете, в каком виде все мы были: грязные, в прохудившейся одежде. А потом, в очередной раз я где-то бродила, одна знакомая рассказала мне о моей сестре, которая, по ее словам, жила у какой-то бабушки. И я отправилась на ее поиски. И вот ночью я пришла под окно к этой бабушке и кричу: «Тайка, мне спать негде!» Так я сама ее нашла. Вот они меня и забрали. А потом в нашем районе открыли детский дом.
Детский дом
Детский дом открыли у нас в 1944 году. Я была в числе первых, кто вообще там оказался. А Таю позже взяли в детский дом на работу – пионервожатой. О периоде жизни в детском доме у меня остались самые прекрасные воспоминания. Воспитатели были для нас как мамы. Топить было нечем, и весь коллектив, в основном женщины, ходил на болото. Стояли по колено в воде и срезали камыш, этим и топили печь. Еще ходили в лес, собирали сухостой. Носили эти тюки на своих плечах, таким образом они обогревали детский дом. Директор был просто чудо. Фамилия у него была Герасимов, это я помню точно. Он был комиссован с фронта, сам невероятно любил детей и такой же отдачи требовал от воспитателей. Если вдруг ему рассказывали, что кто- то не слушается или хулиганит, он говорил: «А я причем? Вы же – мамы!» Вот такой у него был подход. О детском доме я могу сказать только самые лучшие слова. Постепенно количество детей увеличилось, нас было около сотни детишек, и всех нужно было одеть, накормить. Питались мы овощами: тыквой, капустой и крупой вроде перловки. Трижды в день кормили: плохо, хорошо ли, но мы были сыты. По праздникам, которые для нас старались устраивать, нам раздавали по конфете. А еще во время войны присылали гуманитарную помощь, мы ее называли «американские подарки». Там были редкие сладости вроде джемов и одежда. Кроме того, специально при детском доме работали две портнихи, и мы были замечательно, хотя и скромно одеты. Естественно при детском доме открылась школа, в первый и второй класс я не ходила, меня записали сразу в третий. Таких школьников разного возраста была масса, за одной партой сидели 17-летние юноши и 9-летние дети. Такие взрослые попадали в детский дом из детских приемников, распределителей, они бродяжничали и зачастую их снимали с поездов. Они долго не задерживались у нас. Интересно, что в детский дом я попала без документов. Год моего рождения определил врач, а позже точную дату подтвердила сестра. В документах мне поставили дату рождения – 6 апреля, по дате именин, хотя родилась я 15 июня. И в паспорте у меня дата 6 апреля.
День Победы
Это я помню как сегодня! Это было потрясающе. Воспитатели услышали по громкоговорителям, которые были установлены на улице, что объявили о Победе Советской страны. Нас, детей, собрали всех, нарядили и вывели в центр села. Я помню, что была одета в пионерскую форму праздничную: юбка в складку, блузочка, пионерский галстук и белые банты в волосах. На площади масса народу, конечно же, были и слезы, и танцы, ощущение радости! 9 мая на юге уже повсюду буйство цветов, это добавляло яркости торжественному моменту. Взрослые веселились, нам устроили хороший обед. Все поздравляли нас и целовали, такой благостный по настроению был день. Солнечный-солнечный был день. 9 мая я запомнила на всю жизнь.
Ставропольское училище и консерватория в Кишиневе
В 1949 году, получив семилетнее образование, я выпустилась из детского дома. Мне исполнилось 15 лет, и я хотела поступить в Пятигорское педагогическое училище. Но на мое счастье в августе я принимала участие в конкурсе самодеятельности среди детских домов в Ставрополе. Педагоги из музыкального училища после моего выступления подошли к нашему директору и сказали: «Отдайте нам эту девочку!» Директор дал согласие. Я отправилась сдавать экзамены в музыкальное училище в Ставрополь. Спела перед комиссией, и будущий мой преподаватель, чудо-женщина, подошла ко мне и говорит: «Деточка, ты знаешь, ты такая маленькая еще, ты отлично поешь, но ты приходи к нам попозже, когда подрастешь». Я заплакала, что-то наговорила и вышла из класса. Дело в том, что я была очень худенькой и маленькой, выглядела младше своих лет. Но, к счастью, в аудиторию зашла моя воспитательница из детского дома и сгладила недоразумение. Вот так меня и приняли на музыкально-хоровое отделение. Я на отлично окончила училище. Я своему преподавателю, которая не хотела меня принимать, благодарна всю жизнь! Теперь, спустя столько лет, я совершенно точно могу сказать, что мне в жизни очень повезло с преподавателями.
После училища я приехала в Кишинев. А там успешно сдала экзамены в консерваторию, где в то время был серьезный преподавательский состав. Профессура – старейшие педагоги вернулись из-за границы после войны. Занятия были насыщенными и очень интересными. После завершения учебы я осталась в Кишиневе. Около двух лет работала хормейстером в нескольких местах. К тому времени у меня уже была маленькая дочь, и мне нужна была работа немного посолиднее, так я считала. Один из моих однокурсников по консерватории первым отправился на Сахалин для работы в филармонии. Но в те годы в Южно-Сахалинске готовилось к открытию музыкальное училище. И мой однокурсник предложил переехать на остров временно, на пару лет. А получилось, что задержалась на всю жизнь.
Сахалинский период: становление музыкального училища
Муж приехал на остров первым, а позже я вместе с дочкой прилетела на Сахалин. Это был 1960 год. Я прилетаю на Сахалин 24 июня, после Кишинева, где тепло, светло и мухи не кусают, и уже полно фруктов и овощей – и это был значительный контраст. Такая погода была как назло, прямо тучи лежали на земле, с неба дождь моросил. Естественно первым желанием было взять билет и вернуться обратно! Но меня хорошо приняли, сразу оформили на работу. Педагогический коллектив подобрался замечательный, все, как и я, приехали из разных уголков СССР: из Одессы, Кишинева, Москвы, Ленинграда... Мы все были разные, но как-то мы сразу поняли друг друга, подружились и начали работу по открытию училища. Сначала ютились на одном из этажей здания по улице Хабаровской, а в 1964 году для училища построили современное здание вместе с общежитием.
Меня сразу назначили заведующей дирижерско-хоровым отделением. Хотя опыта такой работы у меня не было. Но постепенно, вместе с моими коллегами, которые тоже не имели солидного багажа, мы вошли в профессиональное русло. Вот уже полвека ежегодно отправляю в профессиональный путь своих студентов. В первые годы желающих учиться в музыкальном училище было очень много! Сейчас, конечно же, гораздо меньше. У меня замечательная семья, самые лучшие дети, обожаю их и внуков.